Джун и Мервин. Поэма о детях Южных морей

Геликоптеры были мощные, вместительные. Каждый, не считая команды, мог принять на борт тридцать человек. Несколько первых машин увезли убитых и раненых. Наконец наступила очередь уцелевших. Два офицера и сержант американских ВВС быстро формировали очередную группу. Далекая канонада стихла. Кроме шума моторов да негромких слов команды, ничего не было слышно. Ни выстрела. Ни взрыва. А может, и впрямь не было ни партизан, ни снайперов, ни слез и крови, ни животного страха смерти? Может, все это приснилось в дурном сне?

Как только очередной геликоптер отрывался от земли, Мервин молил бога, чтобы все улетавшие на нем благополучно прибыли на базу: «Пусть все они спасутся! Ведь каждый из них старше меня. И почти у каждого жена и дети». — «А как же ты, ты сам?» — сурово спрашивал голос из неподвластных Мервину глубин его сознания. — Тебя же ждет твоя Джун, для которой ты так много значишь?» — «Джун подождет, — спорил он с голосом. — У нас впереди, я знаю, так много хорошего! А у них, помедли они минуту-другую, может вообще ничего не быть. Никогда ничего!»

Дылда откровенно роптал:

— Почему сначала их, а нас потом? Я тоже честно воевал и тоже жить хочу! Где справедливость? Одни уже милуются с девчонками, другие окопы зубами грызут…

Мервин пытался его урезонить, но он распалялся еще больше:

— Кругом взяточники! Даже при бегстве местами на вертолеты торгуют. Я главнокомандующему, я президенту жаловаться буду!.. Эй ты, лейтенант, почем фунт человечины продаешь?

Дылда Рикард и Мервин улетали последним геликоптером. Он был почти пустой. Кроме них, в нем находились два офицера и сержант американских ВВС.

Когда была набрана высота, офицеры пошли к пилотам. Дородный, краснолицый сержант, сидевший в первом ряду, обернулся, брезгливо поморщился:

— Откуда это дерьмом несет?

— Если бы ты не отсиживался на тыловом аэродроме, — зло, вполголоса проговорил Дылда Рикард, — а хватил бы хоть один глоток варева, которое мы последние три месяца хлебали, от тебя тоже, наверное, не «Шанелью» запахло бы!..

— Ах ты щенок новозеландский! — Сержант вскочил со своего места, подошел к Дылде, приподнял его за воротник. — Ты упрекать меня вздумал?!

Он выволок Дылду в проход, умело ударил правым хуком в подбородок. Рикард рухнул на пол. Сержант обернулся к Мервину, не торопясь засучил рукава, широко улыбнулся:

— Что, может, и у тебя, недоносок из островного захолустья, есть ко мне претензии?

Мервин вдруг почувствовал озноб. «Неужели испугался? Наглеца, негодяя испугался?! В джунглях не трусил, а тут…» Выхватил пистолет, направил его в лоб сержанту.

— Стреляю без предупреждения, американский ублюдок. Сейчас ты подымешь моего приятеля и попросишь у него прощения!

Американец ухмыльнулся, развалился в кресле, достал сигареты, намереваясь закурить. Мервин нажал курок. Пуля прошла в дюйме от головы сержанта. Он вскочил, сигареты посыпались на пол. Толстые губы его тряслись.

— Зачем стрелять?.. Стрелять не надо! Ты что?.. Он поднял Дылду, усадил его в кресло рядом с Мервином.

В салон вошли офицеры.

— Что за стрельба? — спросил один из них, глядя на Мервина, прятавшего пистолет в кобуру.

— Случайный выстрел, — спокойно проговорил Мервин.

Офицер посмотрел на сержанта. Тот забился в угол, сидел молча, опустив голову.

Дылда раскрыл глаза, подмигнул Мервину:

— Ничего страшного… Бивали меня и сильнее. А ты герой.

Он достал плоскую флягу, сделал из нее несколько больших глотков. Протянул Мервину:

— Хочешь? «Лунное сияние», божественный эликсир!..

Мервин взял флягу, глотнул раз, другой, третий. Он закрыл глаза, откинулся на спинку кресла. Впервые в жизни он столько выпил. Однако желанное опьянение не приходило. Мысли не путались, текли спокойной чередой. Скоро они прилетят в Сайгон, и он получит целую пачку писем от Джун. До экспедиции в джунгли, до этой проклятой кровавой экспедиции, он получал ее письма каждый день. Какое это было удивительное, ни с чем не схожее чувство, которое он испытывал всякий раз, вскрывая только что полученный конверт! Ее послания были наивны, безыскусны, но удивительно доверчивы и непосредственны. Он заучивал их наизусть, как молитву, как заклинание, как заговор от напастей, от смерти. Шестнадцать дней они были в Сайгоне до экспедиции. Шестнадцать конвертов лежало в его нагрудных карманах. С тех пор прошло три месяца — более девяноста дней. Значит, он получит девяносто писем? Девяносто страничек ее жизни…

Геликоптер пошел на снижение. Мервин открыл глаза. На земле едва угадывались посадочные огни аэродрома.

— Сейчас горячий душ и сон на две ночи и два дня! — Дылда Рикард зевнул так, что у него хрустнуло в скулах. — А потом, клянусь небом, я предамся всем сладким земным грехам, какие доступны отважному командос!

Уже на земле Мервина кто-то тронул за плечо. Он обернулся — в глаза ему смотрел сержант ВВС.

— Меня зовут Грэхэм, — негромко сказал американец. — Запомни: ты еще умоешься кровью за свои шалости на борту вертолета. Не забудь — Грэ-хэм!

2