Джун и Мервин. Поэма о детях Южных морей

Зал обезумел от восторга. Но внезапно наступила полная тишина. И в этой, такой необычной здесь тишине Кровавая Джуди перепрыгнула через канаты и оказалась у инвалидной коляски. Сдернув с лица маску, она опустилась перед коляской на колени, взяла руку сидевшего в ней и стала ее то целовать, то прижимать к своим мокрым глазам. И весь огромный зал молча смотрел на застывшего как изваяние смуглого юношу-инвалида в коляске и на плачущую девушку в черном трико.

Некоторые, кому было плохо видно, спрашивали шепотом стоявших впереди: «В чем дело? Что случилось?» Толпа отвечала молчанием…

…Посмотрев на въехавшую в комнату коляску, Гюйс подошел к ней, недоверчиво обнюхал. Поднял морду, увидел Мервина и обмер. И вдруг из его маленькой груди вырвался такой тоскливый стон, что Мервину и Джун стало жутко. Ширин тоже попыталась было приблизиться к Мервину, но Гюйс чуть не вцепился ей в горло: ну, конечно же, это его хозяин!

— Ты, может быть, хочешь выпить, Мерв? — спросила Джун, подкатывая к нему передвижной бар-холодильник.

— А ты?

— Я? — Она отвела глаза. Наконец решилась: — Тебе я могу оказать… Понимаешь, в день матча я всегда на очень сильной дозе допинга…

— Наркотик, — воскликнул Мервин. Она молчала довольно долго, не глядя на Мервина.

— Неужели ты думаешь, что хоть один профессионал смог бы работать без этого? Даже самый сильный, самый выносливый?

— Налей мне виски, Джун, — негромко попросил он.

Она внимательно следила за тем, как он, не отрываясь, выпил целый стакан золотистой жидкости.

— Пожалуй, выпью и я! — Джун налила себе виски, но, сделав глоток, отставила стакан в сторону. — Не могу…

Мервин ласково привлек ее к себе. Она встала на колени перед коляской, прижалась к нему грудью, вздрогнула, поцеловала его в щеку.

— Мы изменились за это время, не правда ли, Мерв? — тихо проговорила она. Он молча кивнул, усмехнулся.

— Ты помнишь, — продолжала Джун, — какая светлая, солнечная была у меня комната? У меня был целый мир, радостный и теплый, отец, друзья учили меня правде и справедливости. Но я никогда не знала и никто не учил меня тому, что у всего в жизни есть изнанка, что на каждый цветок приходится две выгребные ямы, на каждую добродетель — сто пороков, а на каждого пророка — миллион хулителей. И когда я осталась одна, я чуть сразу не захлебнулась в грязи. Я выжила, но какой ценой! Мог ли ты себе представить, что я скажу хоть слово неправды? А теперь я научилась лгать — лгать продуманно, изощренно. Лгу из-за денег — репортерам, тренерам, антрепренерам, публике… И вот у меня есть все — и ничего нет. Ничего настоящего, такого, чем я дорожила бы, что я берегла бы…

Джун выбежала в соседнюю комнату, захлопнула дверь, повернула ключ в замке. Мервин услышал сдавленные рыдания, потом они смолкли. Когда она через несколько минут снова появилась в гостиной, лицо ее было сильно напудрено, на губах — грустная улыбка.

— Знаешь, что было настоящим? Ожидание тебя. Без этого, клянусь богом, я бы не выжила!

Мервин гладил рукою лицо, волосы Джун.

— Я тоже жил надеждой увидеть тебя, — сказал он. — У человека должна быть хоть маленькая надежда — без нее в нем все угасает, все человеческое…

В Сайгоне я лежал в госпитале со славным парнем-американцем. Его любимая поговорка была: «Умереть, как и родиться, надо вовремя». Я умирал уже сколько раз — и все, наверное, не вовремя. И самое страшное — страшнее всего было не наяву, а однажды во сне, в том же госпитале… Словно я сорвался с высокой скалы в пропасть и падаю, падаю в ледяную темноту. «Должен же быть когда-то конец!» — думаю я. И тут же слышу голос: «Бездна бездонна, и ты обречен падать в нее вечно…» Так уж устроен человек, что во всех подобных случаях он замахивается на небо, он задает вопрос богу: «За что меня, господи? Чем я хуже всех других грешников?» У меня никаких вопросов не возникло, я просто оцепенел во сне от ужаса…

— Да, падать не так страшно, когда ты знаешь, что обязательно поднимешься…

— Пусть даже необязательно. Но должно быть хоть немного надежды!.. Надежда — без нее угасает человек…

Он глотнул виски, запил тоником, вздохнул. Засмеялся отрывисто, глухо. И такое горькое, такое пасмурно-горькое выражение появилось в его глазах, что Джун тоскливо поежилась…