В числе тех, кто заполнял квартиру, начал различать знакомые лица, виденные на экране телевизора. Прошел в дверь, ни на кого не глядя, известный писатель Леонид Леонов, начавший творческий путь с благословения Максима Горького.
Появился молчаливый композитор, чьи песни пела вся страна. Вошел широкоплечий эстрадный певец и другие столь же популярные люди.
Джуна всем уделяла одинаковое внимание, а как случилось с эстрадным певцом – вообще никакого внимания не уделила. Видимое исключение составляли двое – Аркадий Райкин и Роберт Рождественский. С ними она удалялась в маленькую изолированную комнату и проводила сеанс более длительный.
В эту маленькую комнату пригласила она и меня после долгого ожидания. Впрочем, я не спешил, осваивался с необычайной обстановкой. В тот день со мной пришла к Джуне знакомая журналистка К., женщина средних лет. Но с иной целью, чем я. Не писать. Лечиться. Упросила Джуну обследовать себя.
Встала Джуна перед К. и словно начала читать, глядя на больную, как на афишу, не поднимая рук:
– Хронический холецистит. Беспокоит давно.
– Часто тошнит.
– Шейный позвонок забит солями.
– Гинекология в порядке.
Нарушение нервной вегетативной системы.
– В целом здорова. Предрасположения к раковым опухолям – нет.
Моя знакомая стояла онемевшая. Довольная произведенным эффектом, Джуна пояснила:
– Это я диагностировала общее состояние. Но могу каждый орган в отдельности проверить. И глаза, и уши…
Тишина длилась недолго.
– Дайте мне кафедру и институт. Я хочу раскрыть медикам глаза, – заговорила она вдруг с яростью, обращаясь к нам, журналистам. Так я впервые услышал и увидел Джуну в роли проповедника, хотя, честно говоря, не придал особого значения ее словам. Лечить и диагностировать – считал возможным. Но дать кафедру и институт?!
Спустя семь дней после первого стихотворения, посвященного Джуне, И. Панова написала стихи, поддавшись страстному желанию своей героини передать людям свой дар.
У меня Джуна поначалу вызывала иные чувства. В глаза бросилось отсутствие порядка, шум и неразбериха, бесконечные телефонные звонки, хлопанье дверей, все то, что так не подходит к таинству исцеления. Было поэтому неожиданным вдруг оказаться в комнате вдвоем, где никто не шумел, не смотрел умоляющими глазами в ожидании, пока она начнет священнодействовать руками-крыльями.
Часа два мы смогли поговорить без помех. Меня интересовали подробности ее жизни, волновал вопрос – видит ли она действительно так называемую «ауру», свечение над головами людей, о котором писал профессор Спиркин? Хотелось на себе испытать способности Джуны, чтобы она продиагностировала, дала почувствовать свой дар.
Всему, что она говорила, я мог верить и не верить, доказательств никаких не было – все могло показаться. Но когда Джуна, посмотрев мне в лицо, сказала, что один глаз, правый, сигналит слабее левого, я потерял покой. Увидеть это невозможно, родственники и знакомые не замечают никогда моего недостатка зрения. Диагноз – врожденный астигматизм, зрение на правый глаз – ОД, хотя увидеть, что глаз плох – невозможно. Окулисты устанавливают болезнь, заглянув в глаз через увеличительное стекло.
От Джуны, не теряя времени, пришел домой и на одном дыхании без помех написал очерк, воспользовавшись тем, что домашние находились в Карпатах, в санатории. Там моя одиннадцатилетняя дочь принимала курс лечения после перенесенной тяжелейшей желтухи. У нее увеличилась, как это обычно бывает после этой болезни, печень.
Очерк положил в письменный стол, а на следующий день, встретив жену и ребенка, не дав им передохнуть с дороги, повез к Джуне, не предупреждая о визите. Впрочем, она не удивилась. Ничего не спрашивая, усадила перед собой на диван жену и дочь и сначала поведала о медицинских проблемах жены, а потом, протянув руку к дочери, сразу сказала о главном:
– У нее увеличена печень, она недавно перенесла желтуху, ей внесли инфекцию.