Две довольно просторные комнаты за несколько месяцев после того, как они перешли во временное пользование измерительной лаборатории, заполнились самыми современными приборами. У входа встречал экран цветного термовизора (похожего внешне на обычный телевизор) – прибора, на котором уже однажды Джуну проверяли в Институте рефлексотерапии. На экране в цвете можно увидеть лицо, руку, любую часть тела. Причем меняется, скажем, температура руки – меняется на глазах и цвет ее изображения. В эту же комнату каким-то образом втиснули вычислительную машину. В другой смонтировали экранированную камеру. Раздобыли кожаное медицинское кресло, где мог удобно расположиться для опытов любой человек. Была еще масса каких-то приборов. Под ногами у входа громоздился баллон с жидким азотом, из него шел белый пар. В общем, появилась нормальная физическая лаборатория. А то, что она ютилась в подвале – кого это в Москве могло смутить? Я видел вывески столичных институтов на зданиях, которые в других городах представляются в лучшем случае для мастерских металлоремонта, изготавливающих ключи и затачивающих коньки.
В этой-то лаборатории по официально утвержденной государственной программе началось исследование феноменов. И первой сюда пригласили не Джуну. А Нинель Кулагину. Физики решили начать с нее потому, что никто в мире не обладает такими странными физическими полями, как этот биологический объект – домохозяйка из Ленинграда, мать троих детей, бабушка шестерых внуков.
Приехала из Ленинграда в Москву Нинель Кулагина «Красной стрелой», утром. Пригласили ее официально, вызовом Института радиотехники и электроники, приехала она, как обычно, вдвоем с Виктором Васильевичем, мужем. Его тоже официально вызвали, потому что он работал на судостроительном заводе, где так просто отгулы не дают. Но вот с гостиницей институт сплоховал, не смог получить нормальный номер в центре для пожилых Кулагиных. Пришлось физикам обратиться за помощью ко мне. Так я узнал о первом эксперименте в подвале, который хранили в тайне даже от меня.
Хоть и обиделся, бросив свои дела, занялся этим невеселым промыслом. Пока я хлопотал, Кулагины пили чай в гостях у академика Юрия Борисовича Кобзарева. Так они вновь оказались в доме, где Нинель когда-то впервые за обеденным столом показала академику поразивший его телекинез.
Поселившись в высотной гостинице «Ленинградская» как гости АН СССР, Кулагины направились отсюда в подвал Института нормальной физиологии, где в тайне от «старшего сотрудника» лаборатории Джуны Давиташвили началась долгожданная работа с экстрасенсами. Почему в тайне? Да потому, что узнав о них, «с. н. с.» явилась бы в подвал и… что бы случилось – не знаю, кое-какая бы аппаратура, особенно хрупкая, могла бы пострадать. В чем-то ведь она была бы права.
Кто из феноменов выстрадал эту лабораторию, кто сделал для появления ее на свет больше, чем она? Никто.
Опыты длились дня три. В последний день, в субботу, в подвале, я застал в коридорах много народу. Люди набились в две комнаты лаборатории, где Кулагину встретили во всеоружии современной аппаратуры. Кроме физиков, принимали участие в опытах физиологи, врачи в белых халатах. Наконец-то Нинель удостоилась настоящего внимания науки.
Я приоткрыл дверь и увидел у входа чайник с кипятком, торт, свежие булочки. Все это меня радовало даже больше, чем сам опыт.
Слушаю, мало что понимая:
– Выброс был…
– Эффект сумасшедший!
– У нее предынфарктное состояние…
– Фронт нечеловеческий…
– Магнитное поле изменилось…
Выпила на моих глазах Нинель чашку крепкого чая. И повели ее в экранированную тонкой решеткой комнату, посадив, как зверя в клетку.
– Состояние телекинеза не приходит, – раздается чей-то голос.
– Может быть, сделаем без движения, – спрашивают у Кулагиной, имея в виду – не обязательно, чтобы поставленные перед ней предметы пришли в движение.
– Почему же без движения? – слышу обиженный голос гордой Нинель.
Так прошло в томительном ожидании минут двадцать, напомнивших мне опыты в Московском университете на кафедре академика Хохлова. Но теперь никто не искал невидимых нитей и спрятанных магнитов.
Что происходило за стеной камеры, я не видел из-за тесноты. Вдруг всполошились врачи. Потом и сама Кулагина выбежала из камеры, упав на руки врачей. Ее, поддерживая по сторонам, увели. Вот так наука требовала жертв, получая взамен открытия от тех, кого молва считала шарлатанами.
Не стал я спрашивать ни у кого: показала ли Нинель еще раз свой знаменитый телекинез. Видел только, что все в подвале остались работой ее довольны. Видел я на экране прибора, похожего на маленький экран телевизора, как плясала светящаяся кривая линия, очерчивая контур некоего горного хребта. Эта живая линия о многом говорила физикам, и они, записав информацию на видеомагнитофон, несколько раз прокручивали светящуюся пляшущую линию, внимательно просматривали ее, а потом остановили, зафиксировали изображение. Оно замерло на экране, как зримый символ случившегося.
На следующий день я спросил у академика Ю. Б. Кобзарева, как прошел опыт. Он ответил так: