Джунгли

То ли он порезался, то ли кровь у него была плохая, старик сказать не мог. Он начал расспрашивать рабочих и узнал, что это действие селитры. Рано или поздно всех здесь ждала такая участь, и тогда приходил конец, — во всяком случае для этой работы. Язвы не заживут, и если человек не уволится, у него на ногах отвалятся пальцы. Но старый Антанас не хотел увольняться, он видел, как мучается его семья, и помнил, чего ему стоило найти место. И он продолжал сгребать рассол, хромая и кашляя, пока вдруг не свалился, как надорвавшаяся кляча. Его оттащили туда, где было посуше, и оставили на полу, а вечером двое рабочих помогли ему добраться до дому. Бедного старика уложили в постель, и хотя до самой смерти он каждое утро пытался встать, но сделать этого так и не смог. Он лежал и кашлял, кашлял день и ночь, и таял на глазах, превращаясь в живой скелет. Вскоре он так похудел, что сквозь кожу начали просвечивать кости, и страшно было не только смотреть, но даже думать об этом. Однажды ночью у него начался приступ удушья и изо рта потекла кровь. Обезумевшие от ужаса родные послали за врачом и заплатили полдоллара за сообщение, что сделать уже ничего нельзя. К счастью, старик не слышал этого и продолжал верить, что завтра или послезавтра ему станет лучше и он пойдет на работу. Мастер прислал сказать ему, что место останется за ним, — вернее, Юргис заплатил одному рабочему, и в воскресенье тот пришел будто бы по поручению начальства. Еще три раза у деда Антанаса шла горлом кровь, но он по-прежнему надеялся поправиться, пока однажды утром его не нашли уже окоченевшим. Дела у них тогда шли неважно, и, как ни горевала тетя Эльжбета, пришлось отказаться почти от всех обрядов, которыми должны сопровождаться приличные похороны: они наняли только похоронные дроги и одну карету для женщин и детей, а Юргис, который быстро постигал жизнь, все воскресенье при свидетелях торговался с гробовщиком, и поэтому из попытки содрать с Юргиса лишнее ничего не вышло. Двадцать пять лет прожил в лесах Юргис со старым Антанасом, и нелегко ему было так провожать отца в последний путь. Но, может быть, и к лучшему, что все внимание Юргису пришлось сосредоточить на устройстве похорон подешевле и что у него не оставалось времени ни для горя, ни для воспоминаний.

* * *

И вот они очутились во власти свирепой зимы. В лесу ветви деревьев все лето борются за солнце, и потерпевшие поражение умирают, а потом жестокие ветры, град и снежные вьюги устилают землю этими побежденными ветками. Так было и в Мясном городке: его обитатели тратили все силы на мучительную борьбу, и те, чье время пришло, умирали сотнями. Они долгое время были винтиками огромной машины боен, а теперь наступил срок замены износившихся частей. Для этого воспаление легких и грипп бродили среди рабочих, выискивая ослабевших; для этого собирал свой ежегодный урожай туберкулез; для этого налетали холодные, злобные, пронизывающие ветры и метели, подвергая безжалостному испытанию обессилевшие мышцы и оскудевшую кровь. Рано или поздно наступал день, когда человек сламывался и не выходил на работу; тогда никто не тратил времени на ожидание, расспросы или сожаления, и его место занимал новый рабочий.

Новых рабочих было хоть отбавляй. Весь день напролет ворота боен осаждались голодными людьми, у которых не было ни гроша за душой. Каждое утро они приходили буквально тысячами, борясь друг с другом за право на существование. Их не пугали вьюги и холода, они всегда были под рукой, они являлись за два часа до рассвета, за час до начала работы. Порою они отмораживали щеки и носы, порою — руки и ноги, порою замерзали совсем, и все-таки они приходили, потому что им некуда было идти. Однажды в газете появилось объявление, что Дэрхему требуется двести человек для скалывания льда, и целый день бездомные и умирающие от голода люди тащились через снежные сугробы со всех концов города, расстилающегося на двести квадратных миль. Ночью в местный полицейский участок набилось восемьсот человек и заполнили все помещения, они дремали, сидя друг у друга на коленях, как сидят на санках, они лежали вповалку в коридорах, и, наконец, полиция закрыла двери, предоставив остальным замерзать на улице. На следующее утро, еще до рассвета, возле бойни Дэрхема скопилось три тысячи человек, и пришлось послать за запасными полицейскими частями, чтобы предотвратить беспорядки. И тогда дэрхемовские мастера отобрали двадцать самых здоровых мужчин — слово «двести» оказалось типографской опечаткой.