Джунгли. В природе есть только один закон – выживание

Я чувствовал себя униженным и был уверен, что Карл сказал так только потому, что я подстрелил ее, а не он, иначе он бы рассказывал нам, какая она вкусная. Больше всего меня раздражал Маркус, который, казалось, радовался моему провалу.

Птицу подали к столу, но никто к ней не прикоснулся. Я с грустью подумал о том, что убил птицу просто так. К горлу подступил комок, и я почувствовал, как на глазах выступили слезы.

Пару дней спустя произошла странная вещь. Маркус почувствовал себя лучше и, воодушевившись энтузиазмом Карла, передумал возвращаться и решил сплавляться с нами.

«Как это? – воскликнул Кевин. – Ты же должен был взять осла и встретить нас в Ла-Пасе. Ты плохо себя чувствуешь, у тебя ноги воспалились».

Но Маркус настоял на том, чтобы присоединиться к нам. «Вместе начали, – сказал он, – вместе и закончим».

«Что ты пытаешься доказать? Я тебя совсем не понимаю». Кевин расстроился, но Маркус не желал отступать.

Отношения оставались такими же напряженными. На следующий день случился неприятный инцидент. Маркус и Карл отправились проверить, как продвигается строительство плота, а некоторое время спустя к нам зашел молодой зять дона Хорхе, Лазаро.

«Господа хотят, чтобы вы взглянули на плот», – сообщил он нам.

«Зачем? – спросил я. – Мы ведь его уже видели».

«Он готов. Они просят вас прийти и посмотреть».

«Скажи им, что мы полностью доверяем их мнению», – с раздражением выпалил Кевин, не отрываясь от книги.

Я объяснил юноше, что мы уже видели плот, и если Карлу и Маркусу наша помощь была не нужна, если они всего лишь хотят, чтобы мы взглянули на готовую работу, то мы, пожалуй, останемся дома и отдохнем.

«Забудь, Йоси, – внезапно прервал меня Кевин, – давай просто отправим им письмо».

Кевин надиктовал какой-то глупый текст, а я записал его:

Дорогие Карл и Маркус!

Как вы уже прекрасно знаете, мы ленивые разгильдяи и лоботрясы, поэтому нам вполне нравится валяться здесь в теньке. Мы абсолютно точно и с полной уверенностью доверяем вашему мнению по поводу плота, но если вам вдруг понадобится помощь, то тебе, Карл, достаточно снять ботинки – мы тут же почувствуем вонь и мигом примчимся к вам.

С уважением,

никчемные Кевин и Йоси.

Я отдал записку мальчику и попросил передать ее джентльменам.

Через полчаса пришел Карл. «Да что с вами, парни? Почему, черт возьми, вы не явились на реку?»

«Зачем?» – спросил Кевин.

«Да затем, что нам нужно было проверить плавучесть плота, выдержит ли он, когда мы вчетвером усядемся на него. Кроме того, помимо нас самих, нам потребуется еще два индейца, они добавят веса, и станет ясно, годен ли плот для нас четверых с провизией и рюкзаками», – объяснил он.

Кевин извинился:

«Прости, мы сразу не поняли. Парень не объяснил нам, для чего мы тебе нужны».

«Не страшно», – ответил Карл в свойственной ему манере.

Вместе с ним мы отправились к реке и погрузились на плот. Бревна слегка выцвели, но все еще сохраняли зеленый оттенок. Плот был тяжелым. Он слишком сильно уходил под воду, и им тяжело было управлять.

«Плохо, – сказал дон Хорхе, – вам придется ждать еще».

«У меня мало времени, – с беспокойством заметил Карл, – возможно, нам придется пешком возвращаться в Аполо».

«Есть еще вариант, – сказал дон Хорхе, – на той стороне деревни у соседа моего брата есть четыре сухих бальзовых бревна. Навестите его. Если он вам их продаст, мы добавим к нашей конструкции еще четыре бревна (по два с каждой стороны) и укрепим плот».

Мы все отправились в хижину. Я бежал впереди Кевина, чтобы первым занять кровать. Кевин смирился с поражением и улегся на соломенной подстилке. Карл заснул в летней кухне, а Маркус, расстроенный, еще долго стоял посередине комнаты.

«Йоси», – внезапно сказал он.

Я взглянул на него. Он выглядел странно.

«Йоси, забери свою дурацкую записку».

Он вытащил смятое письмо из кармана и бросил мне в лицо. Оно приземлилось на пол. В комнате воцарилась тишина. Кевин молча смотрел на все происходящее.

«Ты что, оглох? Подбери свою поганую записку, – Маркус почти перешел на крик, – тебе должно быть стыдно! Тебе следует презирать себя за такое, для индейца это оскорбление. Он не твой раб. Он старался изо всех сил, чтобы передать вам наши слова, а вы посмеялись над ним.

Всю прошлую неделю мы с Карлом занимались делами, ожидая от вас помощи. А вы только спали. И когда мы попросили всего лишь об одной вещи, вы увиливали как могли. Это сильно оскорбило Карла, особенно после всего, что он для нас сделал».

Голос его стал пронзительным. И когда он закончил, он с упреком смотрел на меня. Возможно, он долго сдерживался, перед тем как взорваться.

Я неловко молчал, не зная, что сказать. Маркус узнал мой почерк и теперь обвинял меня в том, что я единолично написал это письмо.

«Да я просто дурачился, Маркус, – сказал я тихо. – Я не знал, чего хотел ваш гонец, и у меня не было намерения оскорбить кого-то. И если это так, я извинюсь. Но если ты не понимаешь шуток, это твои проблемы».