Джура

Неведомый край! Неизвестно, чьи кибитки. Может быть, там сообщники погибших басмачей.

Однако выхода не было. Нужно было или идти назад, на верную смерть, или в кибитку.

Решили спуститься в кибитку. Подошли ко второму чернеющему дымоходу, откуда не шел дым, и обнаружили волосяную лестницу. — Эй! Кто там? — крикнул Юрий по-русски.

Яростный и злобный лай с новой силой наполнил кибитку. Собаки собрались под лестницей и щелкали зубами. В бледном лунном свете, проникавшем через дымоход, мелькали их ребра, дугой выпиравшие наружу, и сбитая космами шерсть.

— Эй! Кто там? — закричал опять Ивашко, покачиваясь на лестнице и размахивая наганом.

Но лай голодных, остервеневших от ярости псов заглушал его голос.

Муса по-киргизски окликнул обитателей кишлака. Кто-то внизу отогнал собак. Юрий и Муса спустились в темное помещение. Появился рослый юноша со светильником и жестом руки пригласил их следовать за собой. По проходу под снегом они вошли в другую кибитку, где тлел костер. Юноша предложил им сесть у костра и ушел.

Из темноты слышались шум и испуганный шепот людей. Держа наган в поднятой руке, Юрий настороженно оглядывался. Муса взял его за руку и сказал:

— Не надо. Если даже обитатели и против нас, то в жилище нас не тронут: таков закон мусульман.

Огонь в костре дрожал от движения воздуха; тени и блики сплетались в узоры на черных от сажи столбах кибитки. К пришельцам подкрадывались испуганные обитатели кишлака. На груди у каждого висел талисман от злых духов. Старуха Айше шептала заговор. Как знать, может быть, это не настоящие люди, может быть, это джинны или альбесты. [15]Чужие, непонятные слова первого пришельца казались ей заклинаниями.

Ивашко так трясло от холода, что даже столб, к которому он прислонился, дрожал. Не доверяя мусульманским законам, он напряженно всматривался в темноту и стискивал рукой револьвер. Люди, прятавшиеся в углах кибитки, раздражали его. Осмелев, старуха Айше подошла ближе и стала разглядывать гостей. Шум в кишлаке усилился. Юрий не выдержал и, шагнув через костер в темноту, хрипло закричал по-киргизски: — Эй, мужчины, идите сюда!

Муса по-узбекски крикнул:

— Не расходись, не шевелись!

Обитатели кишлака испуганно завопили:

— О аксакал! Придешь ли ты спасти нас?… Где ты? Где ты, голодному пища, пешему лошадь?

— Они, кажется, говорят по-узбекски? — с удивлением заметил Юрий.

— По-узбекски, — подтвердил Муса. — В Алайской долине и на Сарыколе все киргизы говорят по-узбекски.

— О аксакал! Придешь ли ты спасти нас?… Где ты? Пока они кричали, Муса быстро подбросил в огонь полыни. Костер разгорелся, и жители кишлака, оставив плакавшую от страха маленькую девочку, убежали через дверь в стене. В кибитке стало жарко, как в бане. Одежда путников оттаивала, от неё отламывались льдинки и со звоном падали на пол. Полынь сгорела, и костер еле тлел. А Юрий стоял, все так же пристально всматриваясь в наполненную звуками темноту.

К костру, медленно переваливаясь с ноги на ногу, походкой жирного гуся подходил аксакал в старом китайском халате из голубого шелка с золотыми драконами. Так он, по старинному обычаю, одевался в торжественных случаях.

Не узнав прадеда в непривычной для него одежде, затихшая было девочка опять заплакала.

Юрий машинально поднял наган. Стараясь не показать страха, аксакал продолжал важно шествовать.

— Арвахи, — шептал аксакал, обращаясь к духам добра, — держите меня за руки и поддерживайте под мышки. Вслед за аксакалом вошли Джура и низкорослый Кучак. Джура взял аксакала под правый локоть, Кучак — под левый, и они бережно посадили старика у огня. Аксакал, желая казаться слабым и беспомощным, кряхтел и стонал: он хотел вызвать к себе сочувствие пришельцев.

Ивашко, смахнув со лба пот, сел у костра.

— Угостите путников чаем, — прошамкал аксакал. — Зейнеб! — позвал Кучак.

В кибитку быстро вошла юная красивая девушка и поставила на угли высокий железный чайник.

— Кто вы? — спросил Ивашко.

Старик молчал.

— Спроси их, кто они такие, — сказал Ивашко и толкнул локтем разомлевшего у огня Мусу.

— Пока не выпьем чаю, спрашивать не полагается. Помолчали.

Чайник зафыркал, заливая огонь. Красавица Зейнеб принесла фарфоровые китайские чайники, сполоснула их кипятком и поднесла аксакалу.

Старик размотал длинный шелковый пояс, достал из его складок чай и бросил щепотку в чайник. Зейнеб подала тяжелую пиалу из красного камня. Сполоснув её, аксакал налил туда немного чаю и подал Юрию.

— Что он мне наливает на донышке? Пусть нальет полную, я пить хочу, — обиженно сказал Юрий.

Муса пояснил:

— Бери, бери. Чем меньше в пиале чаю, тем больше уважения гостям.

Воспаленные сверканием снегов глаза слезились от дыма. Юрий огляделся. Они сидели в комнате, богато убранной коврами, шкурами и подушками. Здесь были сшитые в одеяла шкуры лисиц, сурков и горностаев. Пол был покрыт шкурами кииков. На женщинах были домотканые одежды. Они сидели у стен и с любопытством смотрели на пришельцев.