Джура

В крепости Джура стыдился пожимать руки поздравлявшим его товарищам. Позже он начал сомневаться, правильно ли он понял все случившееся. Восторг, который был вызван его поведением, был слишком велик. Джура не мог оставаться спокойным. Слова Кзицкого о том, что он, Джура, герой, окончательно рассеяли все его сомнения, и он был совершенно счастлив. Кзицкий после разговора с Максимовым вызвал Джуру к себе в кибитку. Долго говорили они. Кзицкий был очень удивлен, узнав подробности о кишлаке Мин-Архар. Рассказ о золоте, найденном в Чертовом Гробе, тоже заинтересовал его. Кзицкий несколько раз спрашивал Джуру о бумагах, бывших в кожаной сумке, взятой у Артабека. Несколько раз он спрашивал его о фирмане. Джура ничего не мог об этом сказать. Кзицкий, вплотную подойдя к Джуре, сердито крикнул: — А ты не врешь!

Джура встряхнул плечом и отодвинулся.

Кзицкий овладел собой, сел опять на кровать, закрыл глаза и, сжав пальцами переносицу, задумался.

Джура, постояв некоторое время, медленно пошел к двери. Кзицкий вернул его обратно. Он заставил Джуру ещё раз рассказать, какие горы и реки он переходил. Ответы Джуры нанес на карту. Окончив записи, он устало зевнул и испытующе посмотрел на Джуру.

Джура почувствовал смутное беспокойство.

Кзицкий поспешил к Максимову, но тот был занят: прибыл Козубай, и они совещались.

Многое говорили о поляке Кзицком: говорили, что он бывший курбаши белых урусов Анненковых, говорили, что он знает разные языки, но никто ничего точно о Кзицком сказать не мог. Достоверно было известно только то, что он хорошо знает Памир и не раз помогал захватывать банды басмачей.

Кзицкий вернулся к себе, долго сидел, обхватив руками голову. Заметив на столе кусок киргизской лепешки, бросил её на пол, пробормотав: «Осточертело!» Потом открыл сундук, на котором сидел. Пахнуло затхлостью и плесенью.

Порывшись в сундуке, он вытащил со дна бутылку коньяку и дырявый мешочек со старыми ржаными сухарями. Из мешочка выскочил таракан и побежал по столу.

— Ага, ага! — радостно закричал Кзицкий, как будто увидел старого знакомого.

Он поймал таракана и привязал его ниткой за заднюю ножку. Налив коньяку, он отпустил нитку. Таракан побежал по столу. Когда он достиг противоположного края, Кзицкий притянул его за нитку обратно и, сказав: «С приездом вас!» — выпил коньяк, плюнул, передернулся и принялся грызть сухарь.

— Эй, таракан, таракан! — бормотал Кзицкий. — Но ничего: спокойствие, прежде всего спокойствие.

Долго бормотал Кзицкий и наконец, уронив голову на стол, заснул.

Проснулся Кзицкий утром. Пожевал сухого чаю, чтобы отбить запах спиртного. Заметив на столе таракана на нитке, брезгливо передернул плечами и щелчком сбил его на пол.

— Мерзость! Вот до чего дошел! — проворчал он. В это время Ахмед подробно расспрашивал Джуру обо всем происшедшем. Тот нехотя рассказывал: сознаваться в своих ошибках он не умел. Говорил больше Ахмед, а Джура слушал, натирая рукавом халата дуло винтовки, лежавшей у него на коленях. Ахмед почувствовал, что разговор по душам не получается. Очевидно, молодой охотник дичился Ахмеда из-за случая с гвоздем. Он намекнул Джуре, что проделка с гвоздем — дело рук Шарафа. Джура сразу повеселел и быстро ушел от Ахмеда, не сказав ни слова. Он выбежал во двор и влез на крышу, где стоял на часах Шараф. Тот испугался, поняв, что настал час расплаты, и выстрелил в воздух. Выбежали джигиты, схватили Джуру и заперли в кибитке. Таг, обидевшись за Джуру, бросал камнями в Шарафа, и его тоже заперли вместе с Джурой.

Козубай освободил Джуру и увел его к себе в кибитку. Там сидели Максимов, Ивашко и ещё трое военных.

Перед Джурой поставили плов, и, когда он поел, Козубай попросил его все рассказать о Юсуфе и Артабеке. — Это очень важно, и ты очень поможешь советским людям, если расскажешь слово в слово, как все произошло.

Джура подробно рассказал о встрече с Артабеком. Только теперь ему показалось странным, что Артабек знал его по имени и во всем ему поддакивал.

— Артабек исмаилит, — сказал Максимов. — Он решил принять тебя, Джура, в ряды этого тайного ордена. У исмаилитов разработана целая система вербовки. Сначала они узнают, что думает нужный им человек, — это первая ступень. Они начинают охотиться за ним: это Тасис — вторая ступень посвящения… У тебя, Козубай, кто-то есть в крепости, кто хорошо их осведомил о Джуре.

— Я думаю, тот самый, — сказал Козубай многозначительно. Максимов понимающе кивнул головой и обратился к Джуре с вопросом:

— Сначала тебе понравился Артабек?

— Понравился, — просто сказал Джура.

— Продолжай.

Джура рассказал, что Артабек его спрашивал, сунит он или шиит, и много говорил о рае и аде.

— Ташлик, — сказал Максимов.

— Это третья ступень, — пояснил Козубай. — Он хотел вызвать у тебя сомнение в твоей вере. Если бы ты был настоящий мусульманин, он читал бы тебе отрывки из корана, чтобы вызвать удивление некоторыми странностями, которые есть в нем, и этим сманить к своему учению, указал бы на разногласия в толкованиях корана — хаджах и раваятах. Но ведь ты и так не веришь ни в пророка Мухаммеда, ни в Алия, ни в аллаха?