Джура

Максимов сначала объяснял, где друзья и где враги. Но скоро присутствующие начали понимать всё сами, узнавали Чапая и Петьку, лишь только они появлялись, и поощряли их громкими криками. В тот момент, когда по плывущему Чапаю начали стрелять враги, во дворе грянул выстрел. Джура трясущимися руками досылал второй патрон, стремясь во что бы то ни стало попасть в белобандита, стрелявшего в Чапая. Кто-то схватил его за руку. Джура, забыв обо всем на свете, рванулся вперед, не сразу поняв, что человек, взявший его за руку, был сам Максимов. Картина кончилась. Во двор пограничники вынесли патефон. При звуках песни, раздавшейся из деревянного ящика, Джура, сильно испугавшись, немного отступил. Потом все подошли ближе, трогали ящик руками. Максимов объяснил устройство патефона и вновь завел его. Голос из деревянного ящика пел по-киргизски — пел о батыре Манасе, о коне Карабаире.

Когда же Максимов спросил, расскажут ли собравшиеся в своих родных кибитках обо всем, что они здесь видели и слышали, многие сознались, что умолчат. Они не хотят, чтобы их считали лжецами: никто не поверит, что машинка может петь, как человек. Все наперебой просили подарить им чудесный деревянный ящик — патефон. Если бы в эту минуту Максимов взмахнул рукой и горы ушли в землю, вместо осени стала весна, а Джуре подвели железного коня, он бы ничему не удивился. Джура знал одно: он попал в мир великих людей и великого счастья.

На другой день пограничный отряд уехал. Джуре было очень неохота расставаться с Максимовым. Ивашко с Сашей поехали к горе Глаз Дракона, чтобы сделать попытку подняться в пещеру. Уехали врачи и раненые. Заканчивать противооспенную прививку должен был приехавший лекпом-киргиз. Множество киргизов приезжали из далеких кишлаков, и Козубай объявил, что лекпом сам поедет в юрты.

VII

Джуре часто приходило в голову, что вся его краткая, но такая удивительная жизнь в крепости окажется сном и он услышит надоедливый голос аксакала. Этого не случилось — Джура по-прежнему жил в этом чудесном лагере.

Но Джура скучал по родным горам, тосковал по Зейнеб, мечтал о мести Тагаю. И Кучак, веселый, добродушный, любящий поесть, все чаще вспоминался Джуре; ему казалось, что лучше Кучака никто не поет песен и не рассказывает сказок.

Джура привел с горы серую лошадь. Шараф хотел её отобрать, но Джура объяснил, что она — подарок Ивашко. Теперь он был счастливым обладателем и винтовки и лошади. Несколько дней провел он возле лошади: чистил её, кормил, поил. Лошадям выдавалась норма зерна и сена; этот корм приходилось в крепость привозить издалека. Для своей лошади Джура потихоньку брал корм у других лошадей. Это заметили и запретили ему проводить все время в конюшне. Вот тогда-то Джура, обуреваемый жаждой боевой деятельности, и явился к Козубаю. Прервав на полуслове доклад Кзицкого, он тут же кратко и поспешно, чтобы его не остановили, изложил свой план. Пусть только Козубай даст ему десять человек, пулемет «максим», боеприпасы и лошадей — Джура поймает Тагая, где бы тот ни прятался, хоть в Китае, хоть в Индии, хоть в Англии. Козубай категорически запретил и думать об этом, объяснив, что значит «вмешательство во внутренние дела» других стран. — А почему они вмешиваются в наши? — горячился Джура и тут же потребовал, чтобы Козубай отправил его в первую же операцию. — Ведь ты ещё ни команды не знаешь, ни правил боя не знаешь, к боевым порядкам ещё не привык. Поживи, присмотрись, да. Куда спешить? Тебе надо изучить район, запомнить, какие горы, реки вокруг. Потерпи, скоро и до тебя дойдет очередь, да… Джура не хотел терпеть, но терпеть приходилось… Однажды Козубай предложил Уразалиеву взять с собой Джуру на одну из вечеринок в недалекий кишлак.

Джура возвратился оттуда очень быстро. Вскоре приехал и Уразалиев.

Утром Козубай уже все знал. По правилам игры, девушка, выбирая юношу, должна задеть его концом платка. Избранник же обязан спеть песню, что-нибудь протанцевать или рассмешить собравшихся веселым рассказом. В награду он получал поцелуй. Когда одна из девушек выбрала Джуру, он растерялся. Присутствующие со смехом навалились на него, чтобы, по правилам игры, задать ему взбучку. Джура шутки не понял и, рассердясь, вернулся в крепость.

Весь следующий день Джура сидел в кибитке: он не хотел никому показываться на глаза, опасаясь насмешек.

Козубай вызвал к себе вечером Джуру и пожурил его, указав, что каждый боец обязан кормить свою лошадь. Она не должна голодать, если хозяин на кого-то обиделся. Потом, смеясь, рассказал ему несколько веселых историй о своих юношеских неудачах. По его собственным словам, он был очень неуклюж в молодости, но умел благодаря своей находчивости всегда посрамить насмешников.

— Не могу я сидеть без дела! — сказал Джура, несколько развеселившись. — Пошли меня хоть на охоту.