Выпятив нижнюю губу и прищурившись, Кипчакбай сердито смотрел на склонивших головы правоверных и икал от съеденной слишком жирной пищи. В правой руке он сжимал ременную семихвостую плеть — диру, символ власти раиса.
К нему приволокли провинившуюся перед кораном женщину. Толстый Кипчакбай выругал ее, отхлестал дирой и поехал дальше, а впереди и позади него двигались его помощники.
— Дерешься? — крикнул чей-то звонкий молодой голос из толпы.
— Кто сказал? Кто сказал? — закричал Кипчакбай, покраснев от гнева.
Но все молчали. Тогда Кипчакбай, направил лошадь на толпу — толпа расступилась. Разгневанный Кипчакбай подскочил вплотную к толпе и стегнул нагайкой пожилого дехканина по голове, приговаривая:
— Делай намаз[39]
по вечерам, делай!Стоявшего рядом дехканина он тоже ударил и сказал:
— Не ешь днем в пост, не ешь!
— Но ты меня за это уже наказывал, — ответил смиренно дехканин, вздрагивая от удара.
— Что?! — закричал Кипчакбай. — Что ты сказал?
Дехканин промолчал, а Кипчакбай, размахнувшись, стегнул его еще три раза.
— Прими наказание и смирись перед аллахом, гордец! Бисмилля![40]
В этот момент он заметил удивленный взгляд дехканина, стоявшего рядом, и ударил его, также приговаривая:
— Хоть ты еще и не согрешил, но все равно согрешишь! Прими наказание вперед и ты тоже!
И, распалясь гневом, Кипчакбай поехал вдоль толпы, стегая ременной плетью направо и налево всех попадавшихся ему под руку. Никто не сопротивлялся, и избиваемые только вздрагивали всем телом при ударе и еще ниже склоняли голову.
— Почему ты повернулся ко мне спиной? Как тебя зовут, старик? — сказал Кипчакбай, остановив лошадь возле ковровой лавки.
Странник обернулся и, увидев Кипчакбая, испуганно вжал голову в плечи.
Кипчакбай внимательно всматривался в странника и узнал Кучака.
— Бисмилля! Я нищий, меня зовут Джура, — сказал Кучак первое пришедшее ему в голову имя.
— Хо-хо! — презрительно захохотал Кипчакбай. — Джура сидит в яме, а ты — Кучак!
Странник задрожал.
— Может, ты и Джура, — ехидно продолжал Кипчакбай, — а может, и врешь!
И Кипчакбай позвал своих помощников, ловивших тем временем на базаре еще двух женщин без паранджи.
— Пусть ты и не Кучак, но, чтобы выяснить, кто ты, я тебя арестую. Ты поможешь нам копать арык. Взять его!
Перепуганный странник с неожиданной быстротой юркнул в соседний двор. Кипчакбай верхом погнался за ним через двор и сад, но странник пролез под забором через собачий лаз в соседний двор. И так как все дворы были огорожены высокими дувалами, то Кипчакбай и его люди погнались в обход, а странник скрылся.
III
У выхода из поселка Кучак задержался у обжорных лавок. Чего только здесь не было! Старик глотал слюну и глазами ел недоступные ему лакомства, аромат которых щекотал ему ноздри.
Запах душистого плова смешивался с ароматом кавурдака. Пары наперченного мясного бульона туманили голову.
Кучак не выдержал. Голод оказался сильнее страха. Старик подошел к хозяину, толстогубому китайцу с четырехугольной физиономией, и, вытащив дрожащими руками шкуру лисицы, подал ему. Хозяин молча бросил ее на руки помощнику и вопросительно взглянул на старика.
— Накорми меня, — попросил странник, — чтобы я наелся.
Хозяин посмотрел на шкуру и сказал:
— Нет.
Странник разгневался: шкура хоть и осенняя, но хорошая, и он сердито подал хозяину золотое колечко с бирюзой. Хозяин утвердительно кивнул головой.
Кучак поспешно уселся в углу на ковре, поджав ноги, помыл руки под струей чистой горячей воды, политой чайханщиком, старательно вытер их матерчатым поясом и принялся за еду.
Вскоре около старика собралась толпа.
— Вот, — сердился хозяин, — старик вводит меня в убыток. Я думал, он человек, а он бездонный курджум. Сам небольшой, а ест, как батыр!
И хозяин перечислял съеденное. Присутствующие поочередно щупали живот старика и говорили:
— Еще не тугой, еще много влезет!
Вскоре весть об обжоре привлекла толпу любопытных. Но старик, не обращая внимания, быстро ел. Он ел и запивал мясным бульоном, а в его глазах блестела неутоленная жадность.
Сумерки окутали базар. Огонь карачирака освещал потное лицо старика, глотавшего уже через силу. Зрители все прибывали. Даже базарное начальство почтило зрелище своим присутствием.
— Да ведь это Кучак! — вдруг закричал Безносый.
Он был теперь каким-то базарным начальством — это облегчало ловлю воров и нищих, для того чтобы копать арыки на новых землях Кипчакбая.
— Ты узнаешь меня, старик? — спросил Безносый.
Старик отрицательно замотал головой и быстро глотал пищу.
Посетители посмеивались:
— Если это твой знакомый, вот и угости его.
Наконец хозяин отказался кормить старика в счет шкуры и кольца, хоть это было несправедливо и нечестно. Любопытные уже за свой счет кормили его и с уважением щупали живот, разбухший, как бурдюк.
Безносый пристально всматривался в старика и все твердил:
— Это Кучак.
Старик вздохнул и поднялся.
— Я сейчас приду и опять буду есть, — сказал он окружающим, выходя за дверь.