Джуроб

Насонкин (зрителям). Да, да, Джулия и компьютер в жизнь-судьбу мою вошли практически одновременно - вот в чём символика и таинственный код дальнейших событий, вот в чём суть. А не в наших глупых, надоевших, бесконечных, бессмысленных и пошло-обыденных ссорах-препирательствах двух нищих, уставших от бытовухи и друг друга, преждевременно старящихся людей. А ведь нам обоим было тогда всего по двадцать три, и мы всего пять лет как жили вместе,  казалось,  вчера только мы были первокурсниками, шумела наша разгульная студенческая свадьба, были безумные, бессонные ночи с изматывающими до сладостного изнеможения переплетениями тел... (Задумывается) Хотя, стоп: про "переплетения" я перебарщиваю. С "переплетениями тел" в семье нашей с первых дней была-ощущалась напряжёнка. Влюблённость была, секс был -  переплетений и страстных стенаний не было. Вместо стонов сладострастия были охи-ахи страхов-опасений: как бы нам не забеременеть, да как бы скрип супружеского нашего дивана-развалюхи соседи через стенку не услышали...

Включает телевизор. Усаживается поудобнее, гладит кота на коленях, как бы машинально отхлёбывает ещё несколько глотков пойла. На экране начинается фильм "Красотка".

Насонкин (зрителям). Что поразительно - Джулия Робертс поначалу не произвела на меня особого впечатления. Да-да! Не знаю, была ли это задумка с белым париком удачным ходом режиссёра, или так случайно получилось, без умысла, но я впоследствии убедился: Джулия-блондинка, если можно так выразиться, менее Джулия Робертс, чем Джулия рыжеволосая. Хотя, как я уже вскоре узнал, от природы она была светлой шатенкой - что ж, и природу можно удачно корректировать. Не вызвал поначалу симпатии, само собой, и проститутский имидж её героини - вихляющая тазобедренная походка, юбчонка по самое не могу, блядские ботфорты до подмышек, нагловатый скоромный взгляд... (Мечтательно, с восторгом комментирует происходящее на экране) Но какое-то непонятное - томительное - волнение я почувствовал в сцене, когда Ричард Гир отрывается, наконец, от деловых бумаг и начинает заинтересованно, по-мужски, смотреть на безудержно хохочущую на ковре перед телевизором Джулию. И вдруг как начало меняться лицо её, как зримо, физически, начал умирать-затихать смех в её горле, и вот её губы, её невероятно большой, почти арлекинский, но прекрасный чувственный рот закрылся, погасив-спрятав до конца и улыбку, а в глазах, в темноте бездонных зрачков появились отблески лёгкой досады, неизбывного стыда-смущения и, вместе с тем, ощущения своей силы, своей власти над самцом, сознания, что власть эта через минуту станет беспредельной, безграничной...

И когда Джулия на коленях, нет, даже, скорее - на четвереньках, по-самочьи, подползла-приблизилась к Гиру, расстегнула пуговки своей блузки, показала-выставила на обозрение скромный чёрно-белый лифчик, скрывающий явно небольшую, совсем девчоночью грудь, вдруг так остро захотелось, чтобы она взяла, да и рассмеялась в лицо этому проклятому самцу-миллионеру, снова наглухо зашторилась-застегнулась, швырнула ему в лицо его паршивые вонючие баксы и с высоко поднятой головой ушла на своих фантастически длинных "гордых" ногах прочь и подальше. Но вместо этого  Джулия вдруг начинает копаться пальцами в районе ремня и ширинки-гульфика Гира, всё там рассупонивать-расстёгивать... Она заглядывает ему в глаза и, опять же через силу, как мне показалось, спрашивает:

(Из телевизора громко):

- Что ты хочешь?

- А что ты делаешь? А что ты умеешь делать?

- Всё... Но я не целуюсь в губы...

Насонкин (зрителям с горечью). И тут она недвусмысленно склоняется, скользит губами по его животу, потом всё ниже, ниже... Я невольно сжал-стиснул Баксика так, что котяра бедный рявкнул со сна и спрыгнул, ошарашенный, на пол. Я смотрел на лицо Ричарда Гира, который похабно закатил глаза от удовольствия, чуть не пристанывая, и мне было до того горько и обидно, было так чего-то до ноющей боли в паху жаль, что я скрипнул зубами. Ну, ладно бы какая-нибудь сексапильная эксгибиционистка Шарон Стоун или похотливая сучка Ким Бессинджер в этой сцене снималась - приятно было б посмотреть. Но эта-то, эта-то Джулия - как её там? - Робертс, с её милым обликом, её добрыми, уже совсем не стервозными глазами, с её простодушным ртом, её невероятным завораживающим открытым смехом - ну зачем, зачем она  на такое непотребство согласилась-пошла? Ведь это всё равно как если бы Одри Хепбёрн в "Римских каникулах" начала Грегори Пеку ширинку теребить-расстёгивать...