Джузеппе Бальзамо. Части 4, 5

— Может быть, первая палата отказывается регистрировать королевские указы? — спросила графиня де Беарн; процесс герцога де Ришелье не мог отвлечь ее от тяжбы, какую вела она.

— Это еще что!

— И вторая тоже?

— Это бы ничего… Обе палаты приняли решение ничего больше не рассматривать, прежде чем король не уберет герцога д’Эгильона.

— Ба! — всплеснув руками, вскричал маршал.

— Больше не рассматривать… чего? — в волнении спросила графиня.

— Да… процессы, графиня!

— И мой процесс будет отложен? — вскричала г-жа де Беарн в ужасе, который она даже не пыталась скрыть.

— И ваш, и процесс господина герцога — тоже.

— Но это беззаконие! Это неповиновение указам его величества!

— Сударыня! — с пафосом отвечал прокурор. — Король забылся… Мы тоже готовы забыться.

— Господин Флажо, вас засадят в Бастилию, это говорю вам я!

— Я отправлюсь туда с пением, сударыня, и, уж если я туда пойду, все мои собратья последуют за мной с пальмовыми ветвями в руках.

— Он взбесился! — обратилась графиня к Ришелье.

— Мы, все до одного, готовы сражаться до конца! — продолжал прокурор.

— Ого! — обронил маршал. — Это становится интересно.

— Сударь! Да ведь вы сами сейчас только мне сказали, что занимаетесь мною, — снова заговорила графиня де Беарн.

— Я так и сказал, и это правда… Вас, сударыня, я привожу в качестве первого примера в своем выступлении. Вот абзац, имеющий к вам отношение.

Он вырвал из рук писца начатую обличительную речь, нацепил на нос очки и с выражением прочитал:

«…Потеряв состояние, заложив имение, поправ свои обязательства… Его Величество поймет, как они должны страдать… Итак, докладчик имел в своем распоряжении важное дело, от которого зависит благосостояние одного из первых домов королевства; его стараниями, благодаря его предприимчивости, таланту — да позволено будет ему так сказать — это дело шло прекрасно, и право знатной и могущественной дамы Анжелики Шарлотты Вероники графини де Беарн было бы признано, объявлено, как вдруг дыхание раздора… погубив…»

— На этом месте я остановился, сударыня, — сообщил прокурор, выпятив грудь колесом, — я надеюсь, что портрет получится великолепный.

— Господин Флажо, — заговорила графиня де Беарн, — сорок лет назад я впервые обратилась к вашему отцу, достойному человеку; после его смерти я передала свои дела в ваши руки; на моих делах вы заработали около десяти или двенадцати тысяч ливров; возможно, вы заработали бы еще больше…

— Записывайте, все записывайте, — с живостью приказал метр Флажо канцеляристу, — это будет свидетельство, доказательство: мы внесем его в речь.

— Так вот я забираю у вас свои бумаги, — перебила его графиня, — с этой минуты вы утратили мое доверие.

Растерявшись от внезапной немилости, словно громом пораженный, метр Флажо застыл в недоумении. Оправившись от удара, он почувствовал себя мучеником, пострадавшим за веру.

— Пусть так! Бернарде, верните бумаги графине и отметьте, что докладчик предпочел совесть состоянию.

— Прошу прощения, графиня, — шепнул маршал на ухо г-же де Беарн, — однако вы поступаете необдуманно, как мне представляется.

— О чем я не подумала, господин герцог?

— Вы забираете свои бумаги у этого храброго бунтовщика, но что вы собираетесь с ними делать?

— Отнесу их другому поверенному, другому адвокату! — вскричала графиня.

Метр Флажо поднял глаза к небу с мрачной улыбкой самоотречения и стоического смирения.

— Но ведь раз принято решение, — шепотом продолжал маршал, — что палаты не будут больше проводить судебных заседаний, дорогая графиня, следовательно, никакой другой поверенный не станет вами заниматься, как и Флажо…

— Это что же, заговор?

— Неужели вы, черт побери, считаете метра Флажо таким глупцом, чтобы он протестовал в одиночку, рискуя потерять свою контору? Должно быть, собратья поддерживают его?

— Что же намереваетесь делать вы?

— Я заявляю, что метр Флажо — честный поверенный и мои бумаги будут у него в целости и сохранности… Я оставляю их у него и продолжаю, разумеется, платить, как если бы он и дальше занимался моим делом.

— Вы по праву считаетесь умным человеком и либералом, господин маршал! — воскликнул Флажо. — Я буду распространять это суждение, господин герцог!

— Вы слишком добры ко мне, дорогой поверенный! — с поклоном отвечал Ришелье.

— Бернарде! — крикнул вдохновленный прокурор своему писцу. — Включите похвалу господина маршала де Ришелье в заключительную часть!