Джузеппе Гарибальди. Его жизнь и роль в объединении Италии

Гарибальди было позволено делать прогулки; ему выдавался ежедневно один экю на содержание взамен конфискованного у него голета; с ним обходились вообще очень милостиво. Хотя прогулки его были ограничены определенным районом, за пределы которого он не имел права переступать, однако надзор за ним был слаб; правительство, видимо, тяготилось дорогостоящим арестантом и давало ему возможность бежать. Но и без всяких намеков он сам давно решил бежать. Благодаря содействию добрых людей, которых Гарибальди имел особенное счастье всегда встречать в затруднительных случаях, бегство удалось. Он был уже далеко от города, когда, остановившись для отдыха, внезапно увидел вокруг себя отряд вооруженных всадников. Со связанными за спиною руками, с ногами, привязанными к подпруге лошади, Гарибальди был привезен обратно в Галегай. За отсутствием в городе губернатора, Паскаля Этага, хорошо расположенного к Гарибальди, должность его исправлял некто Леонардо Милан. К нему-то и привели связанного беглеца. Милан потребовал имен участников побега. Гарибальди упорно отрицал участие в нем кого бы то ни было. Тогда, шепнув провожатым несколько слов, Милан велел отвести арестанта в тюрьму. “Никто не упрекнет меня в том, что я слишком нежил себя, – говорит Гарибальди в своих мемуарах, – и что же – признаюсь, дрожь пробегает по моему телу всякий раз, когда я вспомню об этом обстоятельстве моей жизни”. По прибытии в тюремную камеру стражи, не развязывая рук узника за спиной, привязали у самых кистей конец длинной веревки, перебросили через бревно другой ее конец и, потянув веревку к себе, подняли его от земли на четыре или пять футов. “После этого, – говорит Гарибальди, – дон Леонардо Милан вошел в мою тюрьму и спросил, хочу ли я сделать показание. Я мог только плюнуть ему в лицо и не отказал себе в этом удовольствии”. Милан приказал продержать узника в таком положении, пока последний не признается. Тело несчастного горело, как раскаленные уголья; ежеминутно он просил пить; стража не отказывала ему в воде, но жажда была неутолима. Наконец после двух часов нестерпимых мук стражи сжалились и спустили Гарибальди на землю, считая его умершим. Представляя из себя неподвижную массу, похожую скорее на труп, нежели на живого человека, Гарибальди был закован в кандалы и отправлен за пятьдесят миль в другую тюрьму. Все это расстояние прошел он пешком по болотистым местам со скованными ногами и руками, при этом москиты искусали все его тело.

По прибытии в тюрьму он был посажен вместе с убийцей. Одна добрая женщина, госпожа Аллеман, взяла на свое попечение умирающего Гарибальди и снабжала его в тюрьме всем необходимым. Как только вернулись к нему силы, он был отправлен в другую тюрьму и затем губернатором отпущен на свободу. Впоследствии тот же Леонардо Милан был взят в плен отрядом Гарибальди; последний не захотел видеть его, желая избежать соблазна совершить поступок, который считал бы недостойным себя. Очутившись на свободе, Гарибальди отправился в дальнейший путь вверх по реке. Заехав по дороге в Монтевидео, он встретился там со многими друзьями и среди них с Купео, тем самым мадзинистом, который несколько лет тому назад так пленил его своею речью в маленьком трактире в Таганроге. У одного из этих друзей он в течение месяца скрывался от преследования властей, а затем отправился с Россети в Пиратинен, тогдашнее местопребывание республиканского правительства Рио-Гранде.

Столица провинции – Порту-Алегри – находилась во власти императора. За отсутствием президента Бенту Гонсалвиша, находившегося тогда в походе, Гарибальди был представлен министру финансов, который разрешил ему примкнуть к действующей армии.

С этих пор Гарибальди становится героем длинного ряда легендарных подвигов, слава о которых переносится за пределы океана и достигает его родины. Перечисление всех этих подвигов требовало бы целой книги; мы ограничимся в своем рассказе лишь самыми выдающимися и характерными.

Вскоре после прибытия Гарибальди в армию Бенту Гонсалвиша ему было поручено вооружение двух ланцион, строившихся на речке Комакуа, предназначенных для разъездов по озеру Лос-Патос. Эти небольшие, легкие на ходу, неглубоко сидящие шлюпы, крейсируя по озеру, сильно беспокоили большие имперские суда. Встречая на каждом шагу препятствия в виде многочисленных мелей и рифов, последние часто лишались возможности преследовать врага.