Дзи. Чужая судьба.

Манериты замялись и заметно сникли. Несмотря на выпитое, у них хватило ума не переспрашивать. Кто–то неуверенно попытался убрать оружие, другие поспешили помочь своему покалеченному товарищу, продолжавшему стонать.

— Мы готовы служить преемнику тайпэна Шеня, — выступил вперед рослый нукер, одетый лишь в полотняные штаны и рубаху, повязанную расшитым пояском. Свой кривой нож манерит уже успел сунуть обратно в сапог.

— Но мне не нужна служба тех, кто опозорил своего кагана, свой род и самих себя, — хлестко бросил Ли в ответ.

Кочевники вновь угрожающе зашумели, а Ногай, только было успокоившийся, снова криво усмехнулся. Его молодой спутник отнюдь не искал легких путей.

— Да, опозоривших! — продолжил дзи. — То, что я вижу, и то, о чем мне рассказали, это позор, который вы преподнесли своему повелителю. Нукеры кагана Торгутая! Пьют и бездельничают дни напролет, когда в окрестных землях каждый день гибнут люди, которых их отправили защищать! Ну, конечно, они ведь не из вашего родного кочевья, но вам, похоже, плевать даже на клятву верности своего повелителя моему господину! А мне не плевать! Ваш каган достойный друг и союзник Императора, и я не позволю его воинам возводить на него напраслину!

Рослый манерит, смотревший на Ли исподлобья, медленно и с явной злостью опустился на одно колено. Обернувшись, он бросил взгляд на остальных, и степняки весьма неохотно, но все же последовали его примеру. Воцарилась тишина, даже изувеченный нукер и тот перестал стонать.

— Мы признаем свою вину, тайпэн, — через силу выдавил из себя старший отряда. — Я Сулика–нойон, и ты можешь спросить с меня за все, что здесь происходило. Скажи, чего ты хочешь?

— Приведите себя в порядок, уберите за собой всю эту помойку, отправляйтесь в гарнизон и сдайте оружие в арсенал. Получите сабли, кинжалы и луки обратно, когда станете, их достойны. Поселитесь в казармах, за частокол не выходить, слушаться офицеров…

— Мы не вшивые собаки твоего Императора! — зло выкрикнул один из воинов и, вскочив, бросился на дзи.

Ли ничего не успел сделать, за него все сделал Ногай. Обоюдоострый меч свистнул, рассекая воздух, и на утоптанную землю упала отсеченная кисть, все еще сжимавшая рукоять сабли. Раненый манерит, взвыв, закрутился на месте, но удар широкого лезвия плашмя по голове лишил его сознания и заставил мешком повалиться навзничь.

Кое–кто из кочевников хотел было последовать примеру товарища, но резкий окрик Сулики остановил их еще в тот момент, когда они только начали подниматься.

— За нападение на тайпэна вас всех уже сейчас можно было бы приговорить к четвертованию конями, — с душевной интонацией поведал Ногай, помахивая для убедительности окровавленным мечом. — И даже если вы убьете его, а при большом везении еще и меня, то подумайте, как будет выглядеть ваш каган, когда Император призовет его к ответу за случившееся. И что будет с вашими кочевьями, когда остальным каганам будет дозволено, больше не считать вас союзниками Императора.

Манериты трезвели прямо на глазах, слова дзи и Ногая совокупно с пролившейся кровью прекрасно прочищали затуманенные кумысом мозги.

— Делайте то, что вам велено. Ваша судьба будет решена позже, — подытожил Ли.

Уже на улице, когда они миновали небольшую толпу зевак, собравшихся у ворот постоялого двора, Ногай не удержался от вопроса.

— Тайпэн, откуда вы знаете Торгутая?

— Разве я сказал, что знаю его?

— Вы говорили так, как будто знаете. Во всяком случае, и я, и эти парни в это поверили.

— Я впервые услышал об этом кагане от вас за несколько мгновений до того, как вошел на тот двор, — Ли, будто извиняясь, пожал плечами.

— А, значит, вы говорили об абстрактных отношениях между идеальным вассалом и нашим общим господином. А то я, грешным делом, подумал, что где–то и вправду появился такой каган, для которого клятва и честь важнее сытого брюха и большого табуна.

— Я всегда был уверен, что таких каганов большинство, — ответил Ли, делая для себя еще одну неприятную пометку на картине вновь открываемого им мироздания.

— Может и есть, но я таких не встречал, — покачал головой начальник стражи. — Но взывать перед пьяными манеритскими нукерами к чести их рода и быть услышанным! Да–а–а. Даже не думал, что когда–нибудь буду свидетелем такого события.

Глава 5

Через распахнутые ворота кавалькада всадников устремилась по ухоженной кипарисовой аллее, нарушая грохотом подкованных копыт умиротворенную тишину обители созерцания и духовного совершенствования. У подножия каменной лестницы, ведущей к храмовому комплексу, устремленному в утреннее небо десятком островерхих пагод и вэнь, приезжих встретил сам настоятель монастыря в окружении других монахов. Простые красные одежды служителей развевались под дуновениями легкого ветра, создавая причудливую игру шелковых волн.