Результат ночного боя был очень не плох. Убитых карликов насчитали за две сотни, солдат Ланьчжоу погибло не более четырех десятков, еще столько же были ранены. К сожалению группы карабакуру засели теперь вокруг городища, и не похоже было, что они намерены так сразу уйти отсюда.
Осмотрев мельницу и окончательно оценив ее оборонительные возможности, а заодно и сохранность механизмов, которые в будущем должны были пригодиться, Ли вышел на улицу, где его дожидались десятники и офицер Нэдо, один из помощников командира Ногая. Оборвав начавшиеся было поздравления, дзи велел позаботиться о раненых и выставить охранные посты.
— Тот склад, который мы уже немного разломали, разберите окончательно, — на непонимающие взгляды Ли коротко пояснил. — Мы сложим из оставшегося дерева погребальный нагот.
На лицах командиров и собравшихся вокруг солдат к недоумению прибавились брезгливость и злость.
— Тайпэн, к чему это? — как ни странно, в вопросе пожилого Нэдо не было никакого подтекста, офицер и остальные стражники, в самом деле, просто хотели услышать объяснение.
В очередной раз дзи только ушедшим моментом невольно осознал, что лишь после этого короткого сражения все эти люди действительно полностью стали ему доверять. Только теперь им стал нужен ответ, в который они могли бы поверить, а не приказ, которым можно просто прикрыться. Потому что теперь они верили своему командиру, и верили, что он может объяснить даже самое невероятное.
— Карабакуру всегда придают наших мертвых своим похоронным обрядам, невзирая на обстоятельства и ненависть. Неужели мы будем хуже своих врагов? Неужели нельзя ответить благородством на благородство, вне зависимости от того, в чем его причины?
Этого оказалось достаточно, смущенные солдаты и десятники принялись за работу, а Ли позволил себе первую передышку за этот безумный день. Вместе со скрипом разбираемых стен до слуха дзи иногда долетали обрывки фраз, не раз вызвавшие у него улыбку. Особенно Ли понравилось чье–то высказывание о благородстве истинного тайпэна — «с врагами прощаются достойно… сначала зверски убивают, а потом достойно прощаются».
К середине ночи карабакуру, как и ожидалось, начали предпринимать первые вылазки. Попытки, подстрелись часовых или выманить кого–нибудь из городища, закончились лишь, когда на берегу рядом с мельницей запылал высокий нагот. Больше никаких атак и провокаций не было, а к утру окончательно выяснилось, что все карлики покинули окрестности хутора.
По следам удалось определить, что большая часть уцелевших врагов ушла на юг, остальные на север и на восток. Солдаты с усмешкой перешептывались о том, что у «зверского благородства», похоже, есть и вполне приземленная сторона. Никто другой не предложил бы лучшего способа отвадить карликов и дать людям спокойно отдохнуть, чем то, что придумал тайпэн Хань с этим посмертным наготом.
В городище временно была поставлена гарнизоном сотня солдат под командованием офицера Нэдо. На обратном пути маленькое войско завернуло в Лаозин, чтобы забрать больных и раненых. У ворот монастыря Ли ожидал весьма довольный Ногай, несколько расстроенный накануне тем, что не сможет принять участие в сражении — дзи велел старому воину заняться организацией патрулей вокруг Ланьчжоу.
— Хорошее начало, тайпэн. Может что–то и получится из всего этого.
— Может и получится, — согласился Ли, подъезжая и становя коня бок обок со скакуном начальника городского гарнизона.
Мимо солдаты уже выносили первые носилки с людьми. Несколько монахов, разбиравшихся в травах и алхимии, шагали рядом. Они отправлялись вместе с войском, чтобы проследить за состоянием больных в пути. Как и говорил настоятель, большинство несчастных сильно пострадали от яда, характерные багровые пятна и вздувшиеся вены говорили сами за себя.
В ожидании, когда всех больных погрузят на походные армейские телеги, Ли и Ногай завели неторопливую беседу, обсуждая, как лучше стоит организовать охрану рабочих и снабжение монастырского подворья. Если бы не слабый стон, дзи так бы, наверное, и не заметил человека, которого проносили мимо, также как и многих других. Для того чтобы узнать раненого, Ли понадобилось лишь мгновение. Ни пугающая бледность, ни ввалившиеся щеки не смогли разительно переменить лицо тиданя Удея.
Ногай, чье чутье за прожитые годы, похоже, почти сравнялось со звериным, сразу же заметил, как его собеседник потерял к разговору всякий интерес, и что привлекло его внимание столь сильно.
— Знаете его, тайпэн?
— Да, — ответил Ли, прежде чем успел обдумать то, что скажет дальше. — Это мой воин, я думал он погиб вместе с остальными во время того нападения.
— Конь принес его к воротам неделю назад, — один из монахов, стоявших поблизости, услышал слова Ли и обернулся, чтобы объяснить. — Он был весьма плох, мы вытащили из его тела четыре отравленных наконечника. Пока Судьба этого человека все еще находится на грани и зависит лишь от его воли к жизни.
— Я распоряжусь особо на его счет, — сурово кивнул Ногай.
— Я буду вам признателен.