— Да откройте же вы глаза! — всплеснул руками приказчик. — Осадное положение никогда не будет снято. Оно позволяет дзито контролировать все ресурсы и войска. Ущерб, нанесенный Тай–Вэй, ограничивает нас всех в провизии и мешает торговле. Система ирригации и поля, которые станут возделывать все те же крестьяне, тоже будет находиться под полным контролем Тонга. Он позволит им и дальше носить оружие, а сейчас укрывая в стенах Ланьчжоу семьи рабочих и кормя их за наш счет, он только увеличивает преданность этих головорезов, всю жизнь мечтавших лишь заполучить в свои руки ножи подлиннее. К тому же, из их жен и детей в случае необходимости получаться отличные заложники. Перехватив контроль над участком Шляха, дзито наложит лапу на торговые пошлины, а потом силой и угрозами выдворит отсюда всех императорских чиновников и купеческие дома…
— Так вот за кого ты так печешься, — хозяин закусочной, уже некоторое время следивший за происходящим, стоя в центральном проходе, решил, наконец, вмешаться.
— Да! И не буду этого отрицать! — ничуть не смутился приказчик. — Мои хозяева говорят о том, о чем я говорю вам! Но они сдержаны и верны Нефритовому трону, а потому никогда не поднимутся против его ставленника, чтобы тот ни творил. И я забочусь сейчас и о них, и о себе, и обо всех вас! Думаете, Тонг будет милостив к неугодным ему? Думаете, карательная армия станет разбираться, кто был предателем, а кто лишь молчаливо созерцал? Еще не поздно вмешаться! В городе мало солдат, а многие в ополчении сами примкнут к тем, кто выйдет против тирании и самоуправства. И торговые дома тоже не смогут больше сидеть в стороне, им придется принять сторону народа, а Император поймет все, что случилось, если ему будут представлены веские доводы и доказательства.
— Но, что конкретно нам делать? Просто идти на улицы и кричать протестные лозунги?
Человек, задавший эти вопросы, до этого проявлял себя не слишком активно. Он просто сидел за одним столом с компанией молодых и горячих парней, начавших реагировать на слова приказчика наиболее бурно с самых первых его слов.
— Нет! Тогда Тонг подтянет в город войска и прижмет всех к ногтю, как я и говорил. Действовать надо решительно. Пойдем к квартальным старостам и спросим, на чьей они стороне, не дадим действовать тем, кто примкнет к лизоблюдам дзито, поставим перед выбором ополчение. Захватим Тонга и посадим под арест в его же поместье, пусть городом пока управляет Хань или совет старост, а посланники из столицы разберутся во всем в свое время, когда прибудут сюда из Золотого Дворца
— Надо идти!
— Правильно, чего сидеть–то?!
Осхе и накалившаяся атмосфера делали свое дело, яростные выкрики добавляли уверенности в сердца сомневающихся. Человек за столом в центре зала чуть приподнял край камышовой шляпы, подмигнув оратору, взобравшемуся на стол и вещавшему уже оттуда. Приказчик в ответ сделал короткий жест пальцами и, набрав побольше воздуха в легкие, продолжил свои призывные речи, споро раздавая указания наиболее рьяным.
— Думаете, мы сами не понимаем?! Повторяю в сотый раз, пока не будет приказа попечителя, никто из нас не имеет права даже заикнуться о том, чтобы выступить против городских властей!
В торговых рядах рынка Вайдзо, уступавшего к западу от Анхэ по размерам и богатству выбора лишь конному базару Сианя, в этот час было уже не до заключения сделок. В большинстве купеческих деревянных шатров и в маленьких лавках, втиснутых под черепичными навесами с загнутыми коньками, продавцы спешно сворачивали дела, убирая подальше с самых видных мест свои лучшие товары. В узких проходах толпились и кричали люди, а самой горячей точкой можно было по праву назвать небольшие воротца у двухэтажного каменного да–дянь, принадлежавшего дому Гжень.
Несколько наемников, выставленных у решетчатых створок не столько для охраны, сколько для того, чтобы подчеркивать богатство и могущество своих покровителей, отчаянно препирались с неистовствующими горожанами.
— Хватит прикрываться волей Гженей! — один из молодчиков чуть ли не наскакивал на старшего караула, который, скрестив руки на груди, хмуро смотрел на собравшихся из–под низко надвинутого шлема. — Если они не отрастят себе гордость в одном месте, то вы что, согласитесь остаться такими же трусливыми длинноухими собаками?!
— Не зарывайся, — с угрозой прохрипел один из наемников, но на него лишь махнули рукой.
— Я связан договором, и все мои люди тоже, — купеческий десятник был неумолим. — Пока сохраняется хоть малейшая возможность того, что мы можем выступить против верного слуги Императора, мы не будем встревать.
— Да плюньте вы на них! — послушалось из задних рядов. — Им так понравилось ходить строем перед дзито и Ханем, что теперь они даже тявкнуть в их сторону не посмеют.
Наемники, молча, скрежетали зубами. В обычное время ни один простолюдин, пусть даже обладающий каким–то положением и влиятельностью, или пьяный до бесстрашия, не посмел бы оскорбить купеческого воина. Их уважали и даже немного побаивались, но отнюдь не сейчас.