Это был речной окунь, маленький окунек, который из-за моего неосторожного маневра освободился от крючка и лежал теперь дергаясь и хрипя, а теплое солнце разошлось по нему разноцветьем. Моя рыба. И какая симпатичная! Я попробовал взять окуня, но он выскользнул из рук. Сосновые иглы и листики крепко пристали к чешуе. По всем правилам я должен умертвить его, чтобы не мучить, но я не мог. Он был такой красивый, брюшко с плавниками красные, а спинка зеленовато-синяя с темными поперечными полосами. Он прыгал, барахтался, лежал раскрывая рот и хватая воздух, а потом снова трепыхался. Мне удалось схватить его. Держал крепко в руке, знал, что следовало делать, но… Ни за что на свете не хотел я просунуть пальцы в жабры и придавить голову. Вместо этого я побежал к реке. Там я нашел, к счастью, жестянку, ополоснул ее и наполнил водой, сунул в нее рыбку. Она покрутилась, сделала три-четыре круга, а потом мирно легла на дно. Значит все в порядке. Моя рыба жила!
С большой предосторожностью я поставил свой улов на берегу, а сам занялся удочкой, освободил от веток и листьев. Потом отправился домой, положив удочку на плечо, неся жестянку в руке. Я был счастлив! Хотел быть добрым ко всем. Сегодня мне повезло, значит, и я обязан соответственно действовать — спасти жизнь, пусть даже окуньку, которого я честно поймал; все есть жизнь, даже мухи живые существа… А в чем причина моего нынешнего поведения?.. Потому что нежные груди Катрине смотрели на меня и улыбались.
В избушке было жарко. Почти бездыханные мухи облепили стекла на окне. От тепла потрескивало дерево. Я наполнил большой стакан водой и выпустил в него рыбку, бросил хлебные крошки, но она игнорировала еду. Потом я лег на кровать, посмотрел на паука, исполнявшего акробатические номера под балками, почувствовал, как сон смыкает мне очи, и — заснул. Спал, пока не ощутил, как солнце, проникнув сквозь дверь, ласкает лицо. Опять было полно мух, противных… они ползали, жужжали, влетали и вылетали, кружили на солнцепеке, бились о стекла, облепили даже стакан. А в стакане лежала пузиком кверху маленькая рыбка, мирно покачиваясь на воде, окруженная тонкой желтоватой слизью.
13.
Несколько дней спустя меня навестил Йо. У него была новость:
— Они играют в покер, особый! Его голос разрывался от радости.
— Кто? Где?
— Герда и эта городская. Ну, что живет в доме Весселя. Герда рассказала. Я знал, что они занимаются там чертовскими делами.
— О-о-о!
— Ясно, как божий день. Она у нее чуть ли не каждый вечер, ну почти каждый. Несет с собой всякие причиндалы, чтобы краситься, лак для волос и прочее… Я знал, знал.
Он торжествовал, смеялся и улыбался, показывая желтые зубы. Его колени были ободраны, щиколотки были темными от грязи; он не любил носить носки или гольфы. Он был самым неприятным из всех знакомых мне мальчишек, однако он был моим товарищем по лету, у нас было больше общего, нежели различного. Во всяком случае, сейчас.
Но на этом сообщение Йо не закончилось:
— Герда рассказала, что они бегали голыми… Две девки… Ведьмы какие, говорю я! Может, они обе гомосексики!
— Может…
Я не знал, что и думать. Возможно, он сочинил всю эту отсебятину, чтобы придать истории больше сенсации, да я был почти уверен, что это вымысел, но вдруг припомнилось, что Катрине спросила меня, играю ли я в покер. Может, она именно такое подразумевала? Кровь мгновенно прилила к лицу, ведь я ни разу не играл в покер!
Йо был в настроении:
— Пользуйся сейчас шансом, она только и ждет… Ты же знаешь, вечно не ждут…
— Нет, конечно…
Я должен дать ему отпор, даже если придется поступиться своим достоинством, даже если придется изменить себе и своим принципам.
— А я и не упускаю шанса, если он представляется.
Он не думал уступать.
— Ага? Значит, был у нее?
— Нет, но я видел ее на речке, она лежала и загорала.
— Ага!
— Она была голая. Клянусь!
— Черт! Он чуть было не задохнулся от удивления. А ты?
— Я? Ситуация была, понимаешь, не та… младенец был рядом, да и мне нужно было срочно помочь дяде Кристену сушить сено…
Мы как раз начали недавно копнить сено, и неправда выглядела правдой.
— Невезуха!
— Да еще какая! Но мне было обещано…
Я крутился-вертелся, подличал, смешивал ее с грязью, мою Катрине, выдал на растерзание мальчишке ни за что… и все почему? Потому что хотел первенствовать, одержать верх над ним, и еще — потому что хотел поставить его на место, а заодно и ее, которая играла в покер с Гердой. И мне удалось это:
— О черт! Какова она?
— Хороша, — сказал я с безразличием. — Немного маленькие груди…
— А я что говорил? — воскликнул Йо, который никогда не видел Катрине Станг. — Что? — повторил он, наслаждаясь моей ложью.
Был полдень. Тишина. Тепло. Мы молчали, возможно, раздумывая над тем враньем, которым недавно обменялись. Я чувствовал себя подавленным и возбужденным при мысли о двух девушках, игравших в покер и красившихся. Я представил себе сначала одну, потом увидел зримо другую, почему? Были основания, ведь немало потратил сил и на ту, и на другую.
Йо спросил вдруг:
— Петер, а как мальчишки это делают?
Вот, значит, над чем он голову ломает!