E-18. Летние каникулы

— Мне надо что-то сделать со своими волосами, — пожаловалась она, разглядывая себя в зеркале.

— Пошли, — сказал он и, захватив плед, зашагал по серому, зыбкому, скрытому темнотой песку.

Она спала рядом с ним. А он лежал с открытыми глазами.

Удивительно, ведь обычно он засыпал первым. Это девушки обычно любят еще полежать полчасика, поласкаться, поболтать о чем-то, в то время как его уже всегда охватывала дрема, и он делал усилия, чтобы не захрапеть. Но сегодня вечером все было по-другому. Он лежал на спине, укрывшись пледом и кожаной курткой, и вглядывался в просвечивающий потолок палатки. Все получалось совсем не так, как ему хотелось. Ему все время что-то мешало: свет, проникающий снаружи, всякие посторонние звуки, запах нейлона и клея, которым были промазаны швы. Все это его настолько отвлекало, что он чрезмерно сосредоточился на самом акте. Смех из соседней палатки передернул его и заставил сжаться, и поставить перед собой вопрос ребром: неужели его эрекция должна зависеть от посторонних?

Размышляя об этом, он потерял потенцию. Неужели он такой зануда? Да просто стенки у палатки тонкие. Ведь если они слышали каждый шаг снаружи, то наверняка и до прохожих доносились звуки из палатки. Его дыхание. Не говоря уже об ее стонах. Вот проклятье-то! Но ведь наверняка такие проблемы были у всех. Как это добрые люди занимаются любовью здесь, в палаточном городке?

Алиса на сей раз была какая-то утомленная и безразличная, достаточно нежная, но пассивная в любовных играх, она жаловалась, что ей неудобно лежать, прижималась к нему, нежно гладила его волосы, как будто была даже рада, что у него не все получилось. И тут же заснула. Трудно было поверить, что они были знакомы лишь два дня, а секс у них получился, как у пожилых супругов.

А теперь еще ему стало неудобно лежать. Его раздражал ее тогдашний разговор по поводу спальных мешков, а теперь он понял, что все же что-то надо придумать, чтобы ночевать в этом вигваме. Неровности почвы, всякие там веточки, шишки впивались через тонкий пол в его спину. А стоило повернуться, в бок начал колоть корень дерева. И в довершение ко всему до него донеслось зудение комаров. Господи, да не может этого быть. Ведь вход был занавешен сеткой, вентиляционные отверстия тоже. Может быть, правда, это был какой-то единственный, который проник внутрь, когда они ставили палатку. Возможно, его затянуло потоком воздуха, когда они прикрепляли ее основание. И вот, теперь этот комар изводил их. Он взглянул вверх, но обнаружить насекомое не удалось. Комариная песня то набирала силу, то затухала, но мерзкое насекомое не показывалось. Под конец он не выдержал и вскочил в полной готовности — убирайся, кровопийца проклятый!

Он никак не мог уснуть! Один из корней уперся ему прямо в задницу. Он так и подскочил. Плед с него свалился. Несмотря на то, что солнце безбожно шпарило целый день и дождя не было в этой части Норвегии неделями, в палатке было влажно и сыро. К тому же, он почувствовал настоящий озноб из-за перегрева на солнце, а это уж совсем ни к чему. Алиса между тем спокойно спала, ровно дыша. Он рванулся было разбудить ее, чтобы поделиться, как ему грустно и одиноко, но, конечно же, не сделал этого. Потому что ведь как это будет выглядеть: мамочка, я не могу заснуть…

Он подполз к выходу и отодвинул сетку так, чтобы можно было выйти наружу. Прополз через то отверстие, которое в рекламном проспекте называлось «главным входом». Запах палаточной ткани и клея все еще преследовал его, но снаружи было так хорошо, воздух был такой свежий, тьма прозрачной, а песок так приятно скрипел под ногами, что он вполне мог отвести душу. И снова ему захотелось разбудить ее, позвать из палатки, чтобы и она ощутила вместе с ним красоту летней ночи, быть может, они прошли бы вместе, держась за руки, по дорожке, погружая босые ноги в мягкий песок. Там, дальше, кажется, где-то есть старый сад с фруктовыми деревьями. И там росло вишневое дерево, под которым много-много лет назад он сидел с девушкой. Он познакомился с ней на танцах и щупал и тискал ее так, как ему хотелось… Да нет, нет, ничего такого в тот вечер не было. Уже на третий танец она упорхнула с другим. Вполне понятно! Что мог предложить тринадцатилетний мальчишка, у которого — ни дома, ни лодки, ни машины, ни даже мотоцикла или бутылки спиртного. В тот вечер он был один-одинешенек, а не с девушкой под вишневым деревом, предавался забавам не с девушкой, а с самим собой, ощущая свое полное, безграничное одиночество, но, как ни странно, ему было хорошо. Это было новое незнакомое состояние, которого он не испытывал с тех пор (впоследствии он мог увести с собой с танцев любую девушку). И вот теперь он переживал это снова, стоя рядом с палаткой и дрожа от ночного воздуха и свежего дыхания моря, которое было совсем рядом, вглядываясь в ночное небо, в то время как весь палаточный городок вокруг него был погружен в сон.