E-18. Летние каникулы

Обычно, проведя вечер в уютном кресле, досмотрев до конца телевизионную программу, он спускался вниз, чтобы убедиться, что дверь в контору как следует заперта, а потом полупьяный и смертельно усталый ложился в кровать, которая была узковата для них двоих, хотя занимала почти всю их крохотную спальню, а ведь им потом пришлось поставить туда и детскую кроватку.

Порой ему снилось, как он играет длинную мелодию для кларнета «Blue lady».

Но Отто Хагебекк не был из тех, кто мог позволить воспоминаниям о прошедших неудачах и разочарованиях разрушить радость предвкушения первой субботней бутылки пива. Как всегда, за восемь минут он исполнил свой обычный почтмейстерский ритуал, две минуты ушло на то, чтобы запереть заднюю дверь, подняться по лестнице в квартиру, закрыться, достать из холодильника первую бутылку пива, взять с полки стакан, если было желание пить культурным образом, и погрузиться в кресло. Нельзя сказать, чтобы в комнате было так уж уютно, но, по крайней мере, здесь стало больше места с тех пор, как отсюда уехала жена, забрав с собой все, что считала необходимым для своего нового жилья в Арендале.

Сегодня он решил не пить из стакана. Сегодня он приложил бутылку к губам и осушил ее большими, жадными глотками. Сейчас ему хотелось быть грубоватым и начиная с этого момента катиться по наклонной плоскости, во всяком случае, по-настоящему осознать себя тайным сообщником. Да, тайным сообщником этой девушки.

Он сразу же узнал ее по фотографии в газете. Он всегда читал рубрику «Разыскиваются». У него была великолепная память на лица. Ведь он сидел в почтовом окошке на самой середине знаменитого «Европейского шоссе». У него, можно сказать, как ни у кого другого в целом мире, была возможность узнавать пропавшие личности, тех, кто мгновенно всплывал здесь на поверхность, чтобы потом снова исчезнуть в потоке отдыхающих во время национальной эпидемии летнего отдыха. В период летнего сезона ему доводилось обслуживать до сотни туристов в день, и он обращал внимание на каждого. Это была игра, которая его развлекала. Он всегда узнавал местных жителей, и со всеми был любезным и доброжелательным. Толстяки всегда такие или, во всяком случае, кажутся такими. Он работал именно так. Он был хорошим почтмейстером. При этом, он все время мечтал о том, как бы ему использовать свою профессиональную память: опознать того, кто в розыске, когда тот подойдет к его окошку!

В целом, у него развилось настоящее отвращение ко всей этой курортной суете. У него было хроническое неприятие этой праздной летней жизни. Ведь он-то жил здесь постоянно. Для него все эти популярные места на побережье были просто обычными географическими точками, которые составляли и географию его души, правда, как именно, понять было трудно. Впрочем, ему и не хотелось в это особенно вдумываться. Ему доводилось видеть эти места и в осеннее ненастье, и во время шторма, и в серую зимнюю погоду с ее бесцветным небом, и когда только начинал таять снег в весеннюю распутицу, когда появлялись первые проталины, все это было ему близко. Он отправлялся в дальние прогулки, собирал цветы, поглощал припасенную с собой еду, и это было для него приключением. Он знал этот мир так же хорошо, как свои пять пальцев.

И все же порой его тоже охватывала беспокойная летняя лихорадка. Он ловил себя на мысли, что завидует туристам, хотя прекрасно знал, что все это иллюзия, что у него нет иного выхода, кроме как сидеть в своем почтовом окошке с половины девятого до половины пятого и до часу по субботам, и поэтому у него никогда не будет возможности принять участие в этой бешеной гонке за летним счастьем, которой занимались все вокруг. Сущность этой гонки была ему совершенна ясна, и он не хотел в ней участвовать.