E-18. Летние каникулы

Она, в основном, молчала, сказать ей было особо нечего. Кроме того, надо было пристально следить за дорогой: ведь она вела машину. А этого ей давно не доводилось, если точно, с того момента, как она рассталась с Хамре. Водительские права у нее были, но Хамре, сначала обещавший купить для нее «дамский автомобиль», так никогда и не позволил ей водить даже тот, который у них был.

И вот сейчас она вела старую разбитую колымагу, «Фольксваген» Отто. Настроение у нее было плохое, она нервничала, вспоминая, в какую историю попала. Прежде она находила успокоение в мысли, что это Томми был вором, ведь он — автор преступного замысла и втянул ее. Буквально заставил участвовать. Кажется, ее участие было минимальным, ведь и вторжение, и ограбление должен был совершить он.

Так ли это? Ее прошиб пот, она проклинала себя, проклинала ту несчастную давнюю пятницу. (Господи, а ведь с той поры прошло всего-навсего две недели.) Она полностью сосредоточилась на управлении машиной, сейчас ей хотелось только ехать и ехать, мимо Странде, Ризора и Ларвика, все дальше и дальше на север, туда, в сторону дома. И пускай себе в машине будет Отто, она не против. Вспоминать о доме было так страшно. Лучше не думать…

Она была так поглощена своими переживаниями, что слушала Отто очень рассеянно, но уловила, что он рассказывает ей о своей неудавшейся жизни, о том, что ему пришлось бросить занятия в университете. Потом поспешная женитьба, уход жены, «одно жизненное поражение за другим», как он выразился.

— … И еще представь себе ее семейку! Худших снобов трудно себе представить. У них, так сказать, культ трех «В» — ВИЛЛА, ВОЛЬВО и «ВЕРХ ВОЗМОЖНОСТЕЙ». Они хотели съесть меня с потрохами, разрушить мою личность, чтобы я влез в кабалу, купив себе престижный участок земли. Да, как будто бы я спал и видел себя в кирпичном домике в стиле испанской фазенды, английский газон с клумбой, ни одного неухоженного клочка земли. Тоска да и только. Как только мы переехали сюда, я сразу же почувствовал себя не на месте, как только оказался за этим проклятым почтовым окошком. Юрист в качестве почтмейстера, уже почти на две трети юрист. Мне оставалось выдержать еще два года, и я бы стал дипломированным юристом. Но, когда подошло время появиться на свет ребенку, она стала требовать, чтобы мы переехали. И я был с ней согласен. Мысль о совмещении занятий в университете с семейной жизнью казалась мне невыносимой. Жить с грудным ребенком на частной квартире, на задворках Грюннерлокки, подрабатывая, где попало. Это было просто невыносимо… На такое я не решился. И предпочел надежное положение государственного служащего. Так советовала моя мать. И вот вам идиллический серланнский городок. Тоска. «Силвстога. Мойка машин». Тоска с первого дня. «Но ведь здесь должно быть так хорошо летом», — говорят многие. Летом-то и наступает настоящий ад. Все эти преуспевающие норвежцы во всей своей красе, на своих яхтах, под белыми парусами, среди шхер и островов. Истерические придурки в солнечных очках и моющихся шляпах, которые пишут домой открытки о том, «какая прекрасная погода, какая изумительная вода, какие вкусные креветки, земляника и цветная капуста» и всякое такое. Читал я эти открытки. Целые сотни! Ну и посмеялся!

— А мне все же кажется, что здесь не так уж и плохо, — отозвалась Алиса. — Городок такой уютный. Широкие улицы. Красивые дома… Море. Так романтично. Особенно летом.

Ее слова буквально ошеломили его, он едва не протрезвел, хотя Томми основательно накачал его. Он с изумлением взглянул на нее разок, другой, как будто не понимая, она ли говорит это, и тут же выпалил свое возражение:

— А эти курортники едут сюда тучами, чтобы, видите ли, ощутить дух южной Норвегии. А на самом деле Серландская идиллия существует только в радиопередачах: плеск волн, крики чаек, губная гармошка, песни в любую погоду…

— Я думала об Анне, — сказала она, совсем не обращая внимания на его возмущение. — Ей бы наверняка здесь понравилось. Анна — это моя дочь. Она ходит в детский сад, но ей там не очень хорошо, она такая застенчивая и плохо ладит с другими детьми. Не умеет постоять за себя. А потом капризничает дома…

— Так у тебя есть дочь? Я не знал. Догадывался, но не знал наверняка. У меня тоже есть сын. И тоже ужасно робкий. Он наверняка уже забыл меня, ведь все это лето он должен провести со своими выдающимися, преуспевающими дядями и двоюродными братьями на даче, где он будет гостить со своей матерью, моей бывшей женой. Его зовут Пер Хельге. Это имя дала ему она. Но мне оно нравится… Значит, у тебя есть дочь, а у меня есть сын. Так что у нас есть много общего, правда?

— Ну, ладно, хватит об этом, — сказала она, чувствуя, что его излияния могут никогда не кончится. Но странным образом у нее было ощущение, что рассказанная им история его развода почему-то очень напоминает ее собственную.