Е.И.В. Красная Гвардия (СИ)

— Как?

— Закрыл собой Бонапартия… суку, — Александр Юрьевич тяжело вздохнул. — Как бы самосуда не случилось.

— Какого хрена?

Акимов поспешил к дороге, где вокруг возка с Наполеоном собрались шумящие гвардейцы.

— На кол его, собаку! — раздавались крики.

— Повесить скотину! — другие были более милосердны.

— Молчать! — быстро сориентировался Сергей Викторович. — Какого хрена?

Молчание было ответом. Молчание, и вид лежащего на снегу Петра Ивановича, укрытого простреленным в нескольких местах полушубком.

— Всем в сторону! Французов под арест! Пленных сюда!

Спустя час.

— Ты, милок, не стесняйся, тут все свои.

Ласковый голос человека, будто в насмешку представившегося врачом, ввинчивался в мозг лежащего голым на брошенной в снег шинели пленника. И не уйти от того голоса в блаженную бессознательность — проклятый палач достанет и с того света, заставив отвечать на вопросы.

— Имя, звание?

И не хочется говорить, но воткнутые извергом серебряные иголки лишают воли и права выбора. Хриплым голосом допрашиваемый выдавил:

— Отставной прапорщик Чижов.

— Ну-с, с почином, сударь! — торжествующе произнёс человек в круглых очках, и обратился куда-то в сторону. — А вы, Сергей Викторович, о каких-то мамонтах изволите толковать.

— Не отвлекайтесь, Ипполит Станиславович, — откликнулся невидимый Чижову собеседник доктора. — Кто, куда, зачем?

— Так он уже представился.

— Замечательно, теперь пусть говорит.

— Это мы запросто, — Муховецкий достал из черепахового футляра ещё одну длинную иглу, и улыбнулся отставному прапорщику. — Сударь, даю гарантию, что в случае искренних и правдивых ответов вы умрёте быстро и безболезненно.

— Это нечестно! — Чижов побагровел, дёрнулся, но тело не слушалось. — Я требую справедливого суда.

— Чего вы требуете? — искренне изумился доктор.

— Суда.

— И Его Императорское Величество в качестве защитника? Не валяйте дурака, любезный, и имейте мужество умереть достойно.

Такая постановка вопроса Чижову решительно не нравилась, но его личное мнение мало кого интересовало. То есть, вообще никого. С каждой иголкой, воткнутой доктором по одному ему известной системе, отставной прапорщик терял волю и становился всё словоохотливей.

— Что значит, никаких поляков? — удивился чуть позже капитан Акимов. — Ипполит Станиславович, голубчик, вы уж поспрашивайте точнее.

Можно было понять огорчение Сергея Викторовича — из допроса пленного совершенно не вырисовывалось никакой политики, и за покушением на Наполеона не торчали польские или английские уши, как бы их ни хотелось увидеть. Увы, всё проще, банальнее и гаже.

Взрывы и засада организованы всего лишь с целью личной мести императору Павлу Петровичу, пусть даже вот таким опосредованным образом. Изгнанный с позором год назад смоленский полицмейстер господин Хомяков, чудом тогда избежавший суда, собрал в шайку исключительно родственников. Многочисленных, надо заметить. А уж раздобыть десяток пудов пороху не составляет труда для предприимчивого человека. Притащили, закопали, взорвали… А три взрыва — для пущей надёжности. И не то, чтобы горели желанием убить Наполеона, просто любой результат принёс бы ухудшение в отношениях России и Франции.

— Войну хотел вызвать, сволочь? — сплюнул Акимов.

— Да ничего они не хотели, Сергей Викторович, — пояснил доктор. — Просто нагадить и смыться, вот и всех делов. Свинская человеческая натура требует мести.

— Мстят только свиньи?

— Ни в коем разе! Существует понятие праведной мести, вот она вполне прилична и уважаема.

— Про британцев спросите, Ипполит Станиславович, — продолжал настаивать капитан. — Без их участия ни одна гадость в России не обходится.

— Англичанка всегда гадит? — усмехнулся доктор.

— Именно. Откуда они знали о маршруте и времени?

Увы ещё раз, но дальнейший вопрос окончательно разочаровал Сергея Викторовича — отставной прапорщик признавался в чём угодно, включая убийство Авеля ослиной челюстью, но упорно не хотел обнаруживать связь с англичанами или поляками. Последние, в силу их природной злокозненности, предпочтительнее.

— Кончайте его, Ипполит Станиславович, — махнул рукой Акимов.

— Совсем? — переспросил доктор.

— Нет, чёрт побери, по частям! — не удержался от ругательства капитан и обернулся к спешащему младшему лейтенанту Кулькину. — Что там опять случилось, Александр Юрьевич?

— Французы бунтуют, требуют назад поворачивать.

— Неймётся?

Кулькин развёл руками. Показывая полное непонимание французской логики. А есть ли она у французов вообще, та самая логика?

Порядок пришлось наводить самым решительным образом — капитан лишь заглянул в возок с лежащим бледным Наполеоном, и отдал приказ стрелять. Стоявшие наготове гвардейцы с охотой сделали залп…

— Довольно!

Мог бы и не указывать — умученные постоянными тренировками гвардейцы давно отучились промахиваться и жечь лишние патроны.

— Мсье капитан, — слабым голосом окликнул Акимова Бонапарт. — Может быть вы в конце концов удосужитесь объяснить, что здесь происходит?