Е. П. Блаватская. История удивительной жизни

Вдруг отворилась двери, вошла Аннушка с Леонидом на руках, а за нею – её толстая сестра, Марья… наша ключница и швея. Они обе, улыбаясь, сели у стенки, поглядывая то на нас, то на дверь, – словно ожидая чего-то… когда снова отворилась дверь, и мамина горничная, Маша, вошла с ещё более весёлым лицом…

– Барышни! – сказала она. – Идите скорее! Вас маменька к себе зовут!

– Ах! – вскрикнула тут Лёля, хлопнув себя по лбу. – Я знаю зачем!

И выпрыгнув за дверь, она бросилась к маминой комнате. Я, разумеется, за ней, но только добежав до порога спальной, поняла, в чём дело. Совсем неожиданная, разукрашенная ёлочка блистала огнями среди комнаты. Под нею лежали игрушки, а вокруг стояли мама, Антония, папа, мисс, и все улыбались, очень довольные, что, целый день провозившись с ёлкой, нас так искусно обманули[77].

Глава 8 Горечь утраты

Наступила весна, и поскольку перемен в здоровье Елены Андреевны не было, она поехала лечиться в Одессу в сопровождении всех членов семьи, за исключением мужа, который не мог оставить службу.

История жизни матери Е. П. Блаватской описана биографом Екатериной Некрасовой, в том числе со слов доктора Бенценгера и Веры. Она пишет:

Несмотря на все заботы и усилия известного в Одессе врача Гэно, ей становилось с каждым днём всё хуже. Определённую роль в этом сыграли кровопускания, излюбленное средство врачей того времени… И без этого обессилевшая, она становилась всё слабее и ближе к могиле. Боясь не дожить до приезда родителей, Елена Андреевна начала писать прощальное письмо… Она горячо благодарила родителей за всё и умоляла мать не бросать внуков[78].

Приезд родителей и сестёр вдохнул в неё жизнь, и на этот прекрасный месяц она будто бы снова стала собой. Все так поверили в её скорое выздоровление, что начали строить планы о переезде в Саратов на постоянное проживание[79]. Мать и сёстры Елены Андреевны, Катя и Надя, отлично плавали и часто ходили купаться в Чёрном море. Так и Елена Петровна стала искусным пловцом.

Однако вскоре после этого наступило резкое ухудшение здоровья Елены Андреевны, и она скончалась на руках матери 24-го июня, на 29-м году жизни. Семья была убита горем, дети безутешны[80]. Смерть Елены Андреевны оплакивала вся читающая публика России. Критиком Белинским была написана следующая эпитафия:

Мир праху твоему, необыкновенная женщина, жертва богатых даров своей возвышенной натуры!.. Благодарим тебя за краткую жизнь твою: не даром и не втуне цвела она пышным, благоуханным цветом глубоких чувств и высоких мыслей… В этом цвете – твоя душа, и не будет ей смерти![81]

В последний месяц жизни Елена Андреевна была поглощена мыслями о детях. Некрасова рассказывает, что в письме к Екатерине (18 ноября 1841 г.) она выказывала волнение за их будущее, «предчувствуя свою скорую смерть». «Мысли об их воспитании не давали ей покоя, – добавляет Некрасова, – она говорила, что хочет дать им хорошее „элементарное“ образование, но единственное доступное ей средство – это её собственное перо». Особенно сильно она беспокоилась о Елене Петровне:

От гувернанток для её старшей дочери не было проку – она быстро их перерастала. Елена Андреевна начала задумываться о том, чтобы отправить её учиться в Одесский институт, хотя институтское образование мало соответствовало её основным убеждениям; но из двух зол всегда выбирают меньшее. Мысль о собственной болезни терзала её по этой причине[82].

Вера отмечает, что все эти годы их мать сильнее всего беспокоилась о Елене, «с детства наделённой исключительным характером»[83]. На смертном одре с губ матери слетели пророческие слова: «Что ж, может быть, это и к лучшему, что я умираю. По крайней мере, я не увижу, что приключится с Еленой! В одном я уверена – её жизнь будет непохожа на жизнь других женщин, и ей придётся много страдать»[84].

Каких страданий страшилась мать Блаватской? Возможно, ответ на этот вопрос заключается в строках из её произведений «Идеал» и «Напрасный дар»:

Всякая выдающаяся женщина, в особенности писательница, испытает на себе преследование со стороны всего мира… Положение мужчины с высшим умом нестерпимо в провинции; но положение женщины, которую сама природа поставила выше толпы, истинно ужасно.

Стоглавая гидра общественного мнения, объявив её бессмертной, втопчет в грязь её благородные чувства… И напрасен дар её, напрасны все порывы к усовершенствованию; она как преступник, отверженный обществом, не вырвется более ни к свету, ни к жизни[85].

Елене Андреевне и самой довелось столкнуться с враждебностью и злопыхательством провинциальных умов[86].

В другой её повести, «Суд света», героиня изобличает жестокость провинциального общества в предсмертном письме: «Члены этого страшного трибунала все люди малодушные. С позорной плахи, на которую он положил голову мою, когда уже роковое железо смерти занесено над моей невинной шеей, я ещё взываю к вам последними словами уст моих: „Не бойтесь его!.. он раб сильного и губит только слабых…“»[87].