Э.Ренан. Его жизнь и научно-литературная деятельность

В его лице, казалось, порок отождествлялся с искусством, которое служило лишь средством гнусного неслыханного разврата. С высоты трона было объявлено, что добродетель – ложь; что христиане и вообще все добродетельные люди – или лицемеры, или крамольники и бунтовщики, которых необходимо истреблять, как диких зверей; что истинно порядочный человек только тот, кто, не стесняясь, сознается в своей полной порочности; что человек велик лишь в деле разрушения, когда он пользуется всем, не давая ничего взамен, когда он все бесповоротно разрушает или создает, следуя минутному капризу. Пожар Рима был одним из подобных капризов Нерона. Мнилось, что весь древний мир обречен на гибель по воле обезумевшего Цезаря, и в апокалипсических видениях отшельника из Патмоса, казалось, отразилась ужасная действительность. Жестокие преследования христиан, всеобщее падение нравов и неурядица, восстание иудеев, смерть Нерона, продолжительная осада и разорение Иерусалима, междоусобная борьба партий и убийства в Храме, триумф Тита и Веспасиана, избиение побежденных и скованных евреев среди игр – все эти сцены из истории осужденных на смерть народов в изображении Ренана соединяются в одно законченное целое. Среди всеобщей гибели восторжествовало лишь учение любви и всепрощения. С тех пор как ослепленный фанатизмом и обагренный кровью мучеников и палачей Иерусалим пал, победа христианства была обеспечена. «После возникновения учения Христа иудейство уже не имело более основания существовать, – говорит Ренан. – Израиль отдал все сыну своей печали и исчерпался в этом рождении. Закон появления великих созданий таков, что виновник жизни их умирает, передав бытие другому. После передачи жизни тому, который должен ее продолжать, виновник жизни есть не более как сухой ствол, зачахшее существо. Впрочем, редко бывает, чтобы этот приговор природы тотчас же исполнялся: отцветшее растение все еще стремится жить. Мир полон таких блуждающих скелетов, которые переживают поразивший их приговор. Иудейство принадлежит к числу их. История не знает зрелища более странного, чем то, каким является сохранение этого народа, который в течение почти тысячелетий не проявил жизненной отзывчивости к совершившемуся, не написал страницы, достойной прочтения, не дал нам верной о себе справки. Нужно ли удивляться тому, что, прожив таким образом целые века вне вольной атмосферы человечества, в подвале, если можно так выразиться, в состоянии особого рода безумия, он выходит из него бледным, чахлым?»

Конечно, утверждать, подобно Ренану, что жизнь какого бы то ни было народа исчерпывается одной идеей и что миллионы людей живут лишь исключительно ради идеальных целей, – это значит увлекаться, но тем не менее и независимо от подобных недостатков «История христианства» в общем дает верную картину событий той достопамятной эпохи.