Читаем Э. Замакоис. Висенте Бласко Ибаньес полностью

Толпа запротестовала. Наиболе наэлектризованные сжимали кулаки, готовые ударами отстоять свободу своего героя. Бласко остановилъ ихъ. Пусть никто не двигается! Онъ былъ очарованъ. Онъ уже видлъ себя по дорог въ тюрьму. Безъ сомннія, онъ былъ опасный конспираторъ, разъ власть обезпокоена тмъ, чтобы его задержать. He страхъ сжалъ тогда его сердце, нтъ, честолюбіе, радость, спокойное сознаніе, что онъ становится виднымъ дятелемъ, о которомъ завтра заговоритъ вся печать. И мысль о тюрьм, какъ раньше встрепка, данная ему матерью, наполнила его невыразимымъ успокаивающимъ пріятнымъ чувствомъ. Поистин, его политическая карьера не могла начаться лучше. Полный этихъ иллюзій, онъ отдалъ себя въ руки власти и встртился лицомъ къ лицу съ – матерью! Горькое разочарованіе! He опаснаго революціонера, а только непокорнаго мальчика, бжавшаго изъ родительскаго дома, хотла полиція задержать. Пришлось сдаться! Ничего не подлаешь! Онъ былъ несовершеннолтенъ. Это былъ, можетъ быть, единственный случай въ юности романиста, о которомъ ему приходилось вспоминать со стыдомъ.

Бласко Ибаньесъ разсказываетъ о своихъ первыхъ политическихъ походахъ просто, безъ всякихъ иллюзій: за свои нападки на существующія учрежденія, за свою врожденную склонность бравировать опасностью, онъ нсколько разъ былъ изгнанъ, между прочимъ въ 1890 г. еще при жизни Руиса Зориллья: два года онъ провелъ восхитительнйшимъ образомъ въ Париж въ сред эмигрантовъ-офицеровъ, въ самой гущ Латинскаго квартала. Другой разъ онъ былъ приговоренъ къ заключенію въ крпости. Около 30 разъ сидлъ въ тюрьм за воинственныя газетныя статьи; восемь разъ подъ рядъ населеніе Валенсіи выбирало его депутатомъ. Однако, его истиннымъ идеаломъ была литература.

– Тогда я работалъ въ убійственныхъ условіяхъ! – разсказываетъ онъ. – Въ Валенсіи, въ редакціи основанной мною газеты "Народъ" я писалъ передовицу, просматривалъ весь номеръ, принималъ представителей республиканскихъ комитетовъ, навщавшихъ меня, и уже только посл всего этого садился за романъ. Это случалось не раньше двухъ часовъ утра. Такъ создалъ я свои первыя вещи: "Жить на показъ" ("Arroz y tartana"), "Майскій цвтокъ", "Проклятый хуторъ"… Теперь я работаю въ боле комфортабельныхъ условіяхъ. Каждый день я встаю въ восемь и завтракаю. Завтракъ обильный. Если я не помъ, какъ слдуетъ, я не могу работать. Боле того: люди мало дящіе, кажутся мн существами слабыми. Я ихъ не люблю…

И при этихъ словахъ выраженіе его лица становится ршительнымъ и властнымъ, глаза сверкаютъ жаднымъ и торжествующимъ блескомъ.

– Сейчасъ же посл завтрака – продолжаетъ онъ, – я сажусь писать и пишу безъ отдыха до четырехъ часовъ, когда я снова хорошо мъ. Потомъ совершаю прогулку и снова сажусь за работу. Въ одиннадцать ужинаю, посл чего сейчасъ же ложусь и читаю въ постели до двухъ или трехъ утра. Какъ видите, сплю я очень мало.

Первыя произведенія Бласко Ибаньеса почти не имли успха. "Жить на показъ" ("Arroz y tartana"), (1894 г.), и "Майскій цвтокъ" едва разошлись въ 500 экземплярахъ. "Проклятый хуторъ" также прошелъ безслдно. Лишь много лтъ спустя знаменитый знатокъ и любитель Испаніи Ж. Эрелль случайно купилъ романъ въ Санъ-Себастіанъ, въ день боя быковъ, и увлеченный имъ, перевелъ его на французскій языкъ. Тогда только и наша публика и печать поняла значеніе этого мастерского романа. Однако писатель любилъ свое дло и слпо врилъ въ себя, какъ вс, кто "уметъ пробиться". Онъ продолжалъ писать.

Убжденный, что только въ "жизни", въ "живомъ" скрываются истинныя чары и высшая красота, что только то, что раньше потрясло художника, будь онъ романистъ, живописецъ или композиторъ, можетъ послужить свтлымъ источникомъ или прочнымъ фундаментомъ художественнаго произведенія, онъ добросовстно изучалъ вс т мста, которыя должны были ему служить сюжетомъ для его книгъ. Такъ, чтобы написать "Майскій цвтокъ", онъ похалъ въ Танжеръ и вернулся въ одной изъ тхъ барокъ, называемыхъ laude, которыя служатъ для контрабанднаго провоза табака. Такъ точно, чтобы "пережить" одну изъ наиболе интересныхъ главъ "Дикой орды", онъ, рискуя быть растрляннымъ, перелзъ въ компаніи браконьеровъ и дрессированныхъ собакъ (не лающихъ во время охоты) стны, окружающія лса королевскаго имнія El Pardo. A чтобы написать романъ "Мертвые повелваютъ" онъ объзжалъ въ лодк берега Ибисы и, захваченный грозой, долженъ былъ искать убжища на маленькомъ островк, гд пробылъ 14 часовъ, безъ пищи, промокшій до мозга костей.

Эти приключенія романиста въ связи съ смлыми выходками стараго революціонера и съ безмрной любовью къ путешествіямъ (Бласко Ибаньесъ объхалъ значительную часть Южной Америки, Франціи, Англіи, Голландіи, Центральной Европы, былъ въ Константинопол и во всхъ чудесныхъ городахъ Греціи и Италіи) внесли въ его творчество удивительное богатство красокъ и крайне безпокойный духъ. Его многообразное творчество, вдохновленное самыми разнообразными точками зрнія, прекрасно отражаетъ его собственную жизнь, пеструю и бродячую, какъ химера фельетониста.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих деятелей тайных обществ
100 великих деятелей тайных обществ

Существует мнение, что тайные общества правят миром, а история мира – это история противостояния тайных союзов и обществ. Все они существовали веками. Уже сам факт тайной их деятельности сообщал этим организациям ореол сверхъестественного и загадочного.В книге историка Бориса Соколова рассказывается о выдающихся деятелях тайных союзов и обществ мира, начиная от легендарного основателя ордена розенкрейцеров Христиана Розенкрейца и заканчивая масонами различных лож. Читателя ждет немало неожиданного, поскольку порой членами тайных обществ оказываются известные люди, принадлежность которых к той или иной организации трудно было бы представить: граф Сен-Жермен, Джеймс Андерсон, Иван Елагин, король Пруссии Фридрих Великий, Николай Новиков, русские полководцы Александр Суворов и Михаил Кутузов, Кондратий Рылеев, Джордж Вашингтон, Теодор Рузвельт, Гарри Трумэн и многие другие.

Борис Вадимович Соколов

Биографии и Мемуары
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное