Э.Зорин - Огненное порубежье

Лишь немногим удалось вырваться к реке,— изувеченные и окровавленные, они падали в воду, бросали топоры и копья — меткие стрелы, пущенные им вдогонку, настигали даже тех, кто успел добраться до берега.

Дружина Владимира рассеялась по полю, синее корзно князя беспомощно металось среди дерущихся казалось, подбитая птица машет подраненными крыльями, пытаясь взлететь. Но уж взлететь не может, а опытные охотники разбрасывали вокруг сети, чтобы взять князя живым.

Завид Неревинич очнулся от оцепенения, когда возле самого его уха пропела стрела, вторая стрела вонзилась в седло; жеребец вскинулся и понес посадника по ровному полю, опережая бегущих в панике воев.

Молодого князя выручил быстрый конь. Подарил ему коня на свадьбу Всеволод, будто и вправду знал, что сослужит он зятю добрую службу, будто предчувствовал, что нерасторопному Владимиру в первой же битве придется уносить от неприятеля ноги.

Промокший, весь в тине, дрожащий от страха и от бессильной злобы, нагнал Владимир Завида Неревинича с остатками войска, уходившего на восток по старым пепелищам. А на западе занимались новые пожары, подымались к потемневшему небу новые дымы. Хмурые крестьяне уходили из своих деревень вместе с разбитым войском.

— Хорошо медведя из окошка дразнить,— издевались они над воинами.— Заварили кашу, а нам расхлебывать.

На второй день попался им навстречу застрявший в пути обоз.

— Поворачивай оглобли,— говорили вои обозникам, — Отвоевались.

На третий день, убедившись, что погони за ними нет, устроили привал. Развели костры, развесили на шестах зипуны. Вскрыли бочки с медом, пили, плясали, поругивали князя и посадника.

Владимир всю ночь просидел в шатре, кутался в бараний полушубок, дрожал и всхлипывал, как младенец. Наведавшийся под утро Завид Неревинич пробовал успокоить князя, стал рассказывать и о прошлых неудачных походах, намекал на весну — весной, мол, рассчитаемся за свой позор,— но князь не хотел его слушать: сидел молча, лязкал зубами, грыз ногти.

Днем снова зарядил дождь, да такой плотный, что и в двух шагах не разглядеть соседа. Костры шипели, к вершинам сосен поднимался горький чад. Люди кашляли, валились, пьяные, прямо в грязь, озверев от выпитого, затевали драки.

Завид Неревинич распорядился вылить из бочек остаток меда, и на утро пятого дня, едва собрав оставшихся, отставших и заблудившихся в лесу мужиков, повел их на Плесков, а оттуда в Великий Новгород.

Гонцы, опередив войско, несли на загнанных конях печальную весть. То-то порадуется Боярский совет. А что скажет вече?..

5

Погибших в неудачном походе оплакивал весь Новгород. Князь не показывался перед народом, не вышел он и к боярам, один только владыка Илья, свирепо стуча посохом и не взирая на преградивших ему путь отроков, прошествовал в княжескую гридницу и, отослав опухшую от слез Пребрану, имел с Владимиром длинную беседу.

Князь слушал его отупело, увещевания и наставления Ильи почти не доходили до его сознания.

Илья то ласково уговаривал его, то гневался и наливался темной кровью, но оживить князя не смог и он.

Ночью, лежа рядом с Владимиром в душной постели под теплым пуховым одеялом, Пребрана ласково шептала:

— Все переможется, не казнись.

— Добрая ты,— со стоном отзывался Владимир, уткнувшись лицом в подушку.— Не ведала, за кого шла.

— Шла за молодца.

— Поглядела бы, как ловили меня в нерето... Едва ноги унес. Князь я.

— А князь, так и живи по-княжески. Нешто душу твою веселит, как приходил Илья и уговаривал, будто дитя малое?

— Правота что лихота: всегда наружу выйдет.

— Вот и ладно,— ворковала Пребрана, гладя его плечо.

— К чему это ты? — повернулся к ней Владимир. Лицо жены расплывалось в темноте. От тела ее исходило успокаивающее благоухание.

— Бегали и до тебя князья. Ой как бегали. Не ты первый, не тебе и последнему быть. А за битого двух небитых дают.

— Что народу скажу?

— С народом бояре станут говорить. В том твоей нужды нет.

— А я?

— Ты — князь. Ты с бояр спроси, почто войско не дали, почто обозы отстали, почто поворотили пешцы. Сам-то ты не поворотил.

Князь промолчал. А и верно, подумал он, наскоро собирали людишек. На совете-то грозились чудь шапками закидать. Один только владыка и предупреждал об осторожности. Да все ссылались на Мстислава Ростиславовича. Завид Неревинич тоже преуспел. А почто с него нет спросу?

В окно заглядывал двурогий месяц; сразу же, как возвратились из похода, погода установилась сухая и безветренная. Дни стояли теплые. Но журавли отлетали на Киев, и старики предсказывали близкие холода.

Отпускала Владимира злодейка-тоска, тихий голос Пребраны ласкал и убаюкивал его.

— Ежели что,— сказал он спокойным голосом, прижимаясь к щеке жены.— Ежели что, попрошу отца...

— Нынче батюшка твой занят на юге,— осторожно остановила его Пребрана.— А ты -куда поближе погляди.

— Дядьке твоему, Всеволоду, челом бить? — отстранился от нее похолодевший князь.

— Да не ершись ты,— сказала Пребрана.— Умом пораскинь. Ишь, горячка какая...