Êåéò Òèðíàí

...Мы уже третий час тряслись в стареньком автобусе. Мальчик, которого, как выяснилось, звали Ваня, спал, привалившись к окну. Он покашливал во сне, а я думал о его лечении и о странностях судьбы. Еще вчера мне казалось, что моя холостяцкая жизнь наконец-то закончена, и именно так, как я не мог и мечтать. Целую неделю после обеда в особняке Виктора Владимировича мы с Марией были счастливы, и не скрывали этого друг от друга. Я лихо тратил от миллиона, лежащего на моем банковском счету, покупая дорогие, красивые безделушки для Марии, обедая и ужиная в ресторанах, где нас обслуживали по высшему разряду, научился пользоваться мобильным телефоном, которого у меня никогда не было. Долго перечислять - за последние двадцать лет городская жизнь изменилась настолько, что мне пришлось многому учиться заново. Даже книги по медицине, которые я закупал в большом количестве, а точнее, их содержание, говорили о том, как я отстал от жизни, прозябая многие годы в далеком, глухом селе.

Мария посмеивалась надо мной, но ей самой доставляло удовольствие показывать, как пользоваться телефоном, компьютером, телевизионным пультом, наконец, душем, в котором не было ни одной ручки, что заставило меня, краснея от стыда, просить ее войти в ванную и пустить, наконец, эту воду. Мария долго смеялась, показывая, где нужно провести рукой, чтобы из широкого крана пошла вода, но потом сама влезла в большую треугольную ванну, даже не позаботившись снять с себя платье....

Мир был другим, и нельзя сказать, что он мне не нравился. Я с удовольствием изучал его, находя, что прогресс, несомненно, на благо человеку, а не наоборот.

Потом мы ездили к ее родителям, которые не узнали во мне того деревенского колдуна, который много лет назад приворожил их дочь, а Виолетта, тетка Марии, уже три года, как покоилась на городском кладбище, так что я остался неузнанным. Меня немного обидело, когда Мария попросила назваться чужим именем Василий но, поразмыслив, я понял, что она права, и с готовностью откликался на Вася, Василий, Васек и прочие производные этого имени.

Егор, смешной, рыжеволосый мальчуган двенадцати лет, был несказанно рад игрушкам, которые мы привезли в деревню, своей маме, по которой, как рассказали старенькие родители Марии, сильно скучал, но ко мне отнесся настороженно и с недоверием. Вообще, мальчик, несмотря на свой маленький рост и тщедушное телосложение, выглядел гораздо старше своих лет и, несмотря на все мои попытки, нам, к сожалению, так и не удалось найти точку контакта. Мария успокаивала меня, говорила, что Егор очень впечатлительный и восприимчивый ребенок, и что не я первый, к кому он отнесся с недоверием.

Последнее кольнуло особенно больно. Я понимал, что такая красивая женщина, как Мария, даже в свои тридцать пять не могла остаться без поклонников, но странное, почти неизвестное дотоле чувство ревности, терзало всю обратную дорогу, пока Мария мастерски вела подаренный Виктором Владимировичем "Мерседес". Мне с трудом удалось справиться со своими чувствами, и постараться, чтобы Мария не заметила моих терзаний....

Однажды нас посетила Тамара. Девушка выглядела веселой и бодрой, но "просканировав" (новое для меня слово) ее ауру, я нашел в ней остатки черной магии, что наложила на нее без следа пропавшая Зоя, которую, несмотря на все заверения Виктора Владимировича, так и не нашли. Я смог незаметно для Тамары устранить эти остаточные явления, но после ее ухода, понял, что это не осталось незамеченным Марией. Она поцеловала меня, и сказала:

- Какой ты все-таки молодец! А я думала, что это останется с ней на всю жизнь.

- Ничего сложного, - ответил я, и привлек к себе самую желанную и единственную для меня женщину, - вот рука моя, это точно, на всю жизнь.

Должен сказать, что после выхода из больницы, где меня основательно подлатали, я начал чувствовать суставную боль в левой, "ведущей" руке. Это не было "заслугой" охранников Виктора Владимировича, которые тоже "постарались на славу". Когда-то, в далеком детстве, я сломал себе руку, что, собственно, явилось причиной нашего с мамой переезда в деревню, где бабка Серафима лубками и заговорами быстро вылечила ее. Тогда я выучился писать правой, но левая рука все равно оставалась главной. Я давно забыл о том случае но, после больницы рука сама напомнила о себе. Я старался не думать о том, что мой возраст подошел к тому моменту, когда старые болячки начнут вылезать наружу и это, благодаря Марии, хорошо или плохо, но удавалось. Но после вчерашней ссоры рука вновь заявила о себе.

Все началось после того, как я сказал Марии, что нужно ехать в село, где люди, наверняка, заждались моего приезда, дом без присмотра, и вообще. Я видел, как резко изменилось выражение ее лица, но предположить, что это выльется в такую ссору, не мог даже при всех своих способностях. Мария повернулась ко мне, и спросила:

- Ты что, собираешься снова жить в этой своей дыре?!

Слово "дыра" неприятно резануло мой слух. Я посмотрел на Марию.