Эберрон: Дело О...

Впрочем, это было слабым утешением – я предпочел бы оказаться под любым дождем в любом виде, хоть в костюме времен становления Галифарской Империи, лишь бы не видеть Адроса д'Медани, главу резиденции Дома и Гильдии в Шарне. Я поднялся по ступенькам главного входа в резиденцию, отчаянно стараясь выбросить из головы личные отношения и думать только о важности моего дела, толкнул дверь с неизменным василиском, сделал шаг внутрь, и…

– Дави, привет! – едва не столкнувшись со мной в дверях, высокий черноволосый юноша, тем не менее, светился искренней радостью с легкой примесью удивления. – А ты мне сегодня снился…

– Привет, Реми, – я закрыл дверь, пожал протянутую руку. Реми был, пожалуй, единственным из местных обитателей, кто действительно рад был меня видеть.

Впрочем, Реми был рад видеть почти всех. За то время, что я не был в Шарне, он заметно повзрослел и стал еще больше напоминать Барона.

– А сон был хороший, или как обычно? – поинтересовался я, проходя в приемную и стараясь не смотреть на ту стену, где висело огромное зеркало в тяжелой, богато украшенной раме. Реми смутился.

– Я не делал толкования, прости. Не придал значения. Если хочешь…

– Нет, не нужно, – я усмехнулся, давая понять, что пошутил. – Не беспокойся. Все ужасное со мной сегодня уже случилось, мне достался этот камзол.

– Тебе идет зеленое, только крой немного странный, – Реми подарил мне одну из своих ослепительных, солнечных улыбок и сходство с отцом улетучилось.

Я ни разу не видел, как Трелиб смеется. Впрочем, не я один.

 У Барона было четверо признанных детей, Реми был младшим и самым многообещающим. Талантливому, похожему на отца не только внешне, но и характером, мальчику предрекали стать блестящим специалистом и даже называли вероятным преемником Трелиба. Однако на Испытании у Реми обнаружился пророческий дар, и через два года после окончания Войны он принял посвящение в Глас Ауреона, специальный орден внутри Дома Медани, структуру с неясной функцией и страстью к таинственности. Как отнесся к этому Барон, я могу только предполагать, но точно известно, что Глас Ауреона он никогда не любил. Сам же Реми, похоже, был напрочь лишен способности огорчаться происходящим с ним событиям и все воспринимал с завидным оптимизмом.

– Адрос в городе? – стараясь, чтобы вопрос прозвучал небрежно, осведомился я.

– Разумеется, – Реми кивнул.