Ёбург

Ваще всё шло по нисходящей, и никто не мог ничего поделать. В 1991 году в Свердловске уже каждый третий считал, что живёт плохо, однако в Екатеринбурге никому лучше не стало. В декабре отменили Советский Союз. 2 января 1992 года в России отпустили цены: на страну обрушилась либерализация. Вскоре объявили свободу торговли. В магазинах пустые прилавки, как скатерти-самобранки, быстро заполнились продуктами и товарами, но всё подорожало впятеро, вдесятеро… а под конец 1992-го в 18 раз! На станции Шувакиш зачах знаменитый рынок – теперь былая спекуляция стала законным бизнесом. Но зарплата выросла только вдвое, да и её сильно задерживали. Рождаемость в городе падала на 10 % в год.

Зато россияне узнали много нового. Узнали, что такое инфляция, конверсия и прожиточный минимум. На остановках и в подземных переходах вырастали ряды бронированных, как танки, торговых палаток с сигаретами, презервативами и баночным пивом. На улицах появились бомжи, лохматые и равнодушные ко всему, попрошайки с трагично-похмельными рожами, беспризорники с повадками крыс, вкрадчиво-назойливые сектанты. В Екатеринбурге тихо открылись магазины для бедных, Центр социальной помощи и больница для детей-бродяжек.

Главной темой 1992 года стала приватизация – передача государственной собственности в частные руки. Приватизацию проводили различными способами: акционированием, через продажу с аукциона, посредством аренды с выкупом и так далее. Многообразие вариантов, отсутствие контроля и невнятица правил позволяли совершать чудеса. Приватизация давала пассионариям Великий Шанс.

В Ёбурге приватизация началась 28 апреля 1992 года, когда с аукциона был продан магазин в доме № 9 по улице Вайнера. 12 мая прошёл первый конкурс: продали подвал в доме № 13 по улице Торговой на Химмаше. В августе в России появился главный инструмент приватизации – ваучер, приватизационный чек. 20 сентября в Екатеринбург доставили 640 тысяч ваучеров. И началось…

Точнее, ничего не началось. Горсовет и администрация впились друг в друга мёртвой хваткой, не давая возможности и рукой пошевелить. Уже нельзя было говорить о противостоянии разных ветвей власти: получилась безобразная свалка, в которой все орали, что все воруют, а процесс тащился через пень-колоду и застревал на каждом шагу. Журналисты работали в упоении, а горожане шалели от одержимых депутатов и громовержцев из администрации. Из 600 намеченных к приватизации городских объектов к концу 1992 года приватизировали только 34.

В январе 1993 года горсовет завопил, что приватизацию надо остановить, иначе жулики из администрации весь город рассуют по своим карманам. А в марте на горсовет обрушился городской прокурор Фёдор Кондратьев. Он заявил, что у депутатов, занимающихся приватизацией, тоже рыльце в пушку.

Конечно, приватизация была насквозь коррумпирована. В городе говорили, что ЦУМ приобретён по цене трёхкомнатной квартиры. Конечно, приватизация была несправедлива. Власть не растолковала людям, что такое приватизация, зачем она нужна и как надо поступать: «простой народ» проворонил свой Великий Шанс. Власть опрометчиво отдала на приватизацию объекты общественного достояния, и тут уже сложно разобраться, коррупция это или глупость.

В Ёбурге приватизацией управляли две стратегии. Горсовет, пылая на костре идеализма, хотел расшвырять всю госсобственность кому попало, лишь бы отнять её у государства, – такова была идеология «демшизы». Вокруг горсовета роились какие-то непонятные типы и мутные конторы. А горадминистрация предпринимала все усилия, чтобы госсобственность перешла в руки «эффективных менеджеров»: они, конечно, работали эффективно, но принадлежали к числу «своих да наших».

Это была технократическая идеология управляемого перехода к капитализму. Её исповедовал Чернецкий. Он ужаснулся вакханалии областной приватизации и не желал таких бедствий для города. В вопросах приватизации авторитаризм Чернецкого столкнулся с демократизмом Росселя – и пали в почву драконьи зубы будущей войны мэра и губернатора. Но пока что Чернецкий воевал с горсоветом.

Администрация начала кампанию за отстранение от должности председателя горсовета Юрия Самарина. «Председатель и его окружающие не умеют и не хотят работать!» – гремел Чернецкий. Самарин тотчас ответил: «Мошенничество стало нормой в работе администрации!» Противники гвоздили друг друга компроматом, хлестали по мордасам оскорблениями. Когда журналисты попытались образумить кровожадную администрацию, Александр Коберниченко, руководитель аппарата, успокоил прессу: «Мы не собираемся отключать в Совете свет или канализацию! Мы не будем плодить героев!» Придушить администрацию и лично Чернецкого горсовет призывал председателя Конституционного суда и почему-то патриарха.