Читаем Ecce liber. Опыт ницшеанской апологии полностью

Я уверен, посмертную дилемму издавать фрагменты хронологически или компилировать их в произведение Ницше решил бы однозначно — не публиковать вообще. Неслучайно, например, его философский vis-а-vis в XX веке Мишель Фуко, зная посмертную литературную судьбу своего предтечи, специально оговорил в своем завещании: “Никаких посмертных публикаций”[77]. Тут не может быть двух мнений: Ницше, столь ревниво относившийся к каждой своей книге, шлифовавший все свои произведения до стадии гранок, никогда бы не опубликовал все свои “лабораторные”, предназначенные для внутреннего пользования записи. Вряд ли он захотел бы допустить нас к их прочтению! Но он знал свою посмертную судьбу: XX век не мог, конечно, позволить себе выполнить его невысказанную волю — не публиковать его посмертное наследие. Современный читатель имеет (и должен иметь) возможность знакомства с ницшевскими текстами во всех их посмертных инкарнациях: ведь Посмертные фрагменты не заменяют собой «Волю к власти». И исследователю, и читателю, занятому поисками собственного «я», и искателю духовных приключений гораздо «технологичней» работать с книгой «Воля к власти», чем с рассыпанными афоризмами Посмертных фрагментов.

2. Мегатекст: системность versus целостность

Еще меньше выдерживает критику аргументация противников «Воли к власти», в соответствии с которой Ницше не смог довести до публикации свой замысел в силу неспособности мыслить системно. Именно поэтому его Hauptwerk якобы так и остался на эмбриональной стадии.

С этим доводом также нельзя согласиться. Во-первых, Ницше блестяще продемонстрировал свою способность к системному мышлению в “Генеалогии морали”, написанной в форме длинных цепей умозаключений и, кстати, вышедшей из корпуса “капитального труда”. А, во-вторых, Ницше приписывается намерение, которого у него изначально не было, а именно: создать системный труд. Он и не думал придавать “Воле к власти” характер “системы” в общепринятом смысле этого термина: логически связанного, упорядоченного изложения, построенного на цепях умозаключений. Известно, с каким сарказмом относился сам Ницше к такого рода системности. “В течение десятилетий европейские мыслители только о том и думали, как бы доказать что-нибудь — нынче, напротив, для нас подозрителен всякий мыслитель, который “хочет нечто доказать””. Когда Ницше сам говорит о желании создать свой “главный труд”, то он видит его не более системным, чем, например, “По ту сторону добра и зла” или “Сумерки идолов”. Неудивительно, что авторы компиляционной “Воли к власти” “пропустили” фрагмент, в котором Ницше предостерегает всех, и в том числе самого себя, против рецидивов систематизаторского мышления: “Я не доверяю любым систематикам и стараюсь держаться от них подальше. Воля к системе, по крайней мере для мыслителя, есть нечто компрометирующее, форма безнравственности... Быть может, заглянув в подоплеку этой книги, кто-то догадается, какого именно систематика сама она с трудом избегает, — меня самого...”.

Миф о том, что Ницше готовил системный труд, скорее создан сестрой, которая стремилась тем самым оправдать собственную компиляцию и представить ее как главный философский труд — в отличие от разорванно-фрагментарных книг, опубликованных самим философом. Ей (как, впрочем, и многим ницшеведам) казалось, что если во всех других книгах Ницше такой общеструктурирующий принцип отсутствует, то в случае «Воли к власти» системность может быть достигнута, если использовать в качестве системообразующей саму идею “воли к власти”.

Несомненно, воля к власти – одна из самых сложных идей в истории мировой мысли. У Колли были все основания однажды восколикнуть: «Подумать только, целый век мы бьемся над тем, чтобы проникнуть в магическую формулу воли к власти…». Пожалуй, ни один из концептов Ницше не подвергся такому каскаду толкований, как воля к власти… Сущность бытия и базовый принцип полагания ценностей (М. Хайдеггер), иррациональный инструмент разрушения разума (Д. Лукач), творящая и одаривающая сила (Ж. Делез), сущность дионисийского оргиастического энтузиазма (Вяч. Иванов), глубинное содержание национал-социалистической революции (А. Боймлер), биологически-расовая сила (А. Розенберг), выражение глубинных влечений коллективного бессознательного (К.-Г. Юнг), автотерапевтическая рецептура от упадка сил (П. Слотердайк)…

Не будем множить этот ряд интерпретаций. На мой взгляд, нельзя подходить к воле к власти как к строгому философскому понятию. Причина того, что многие философы поддались соблазну именно такого подхода, проста: идея воли к власти является своего рода алгоритмом всех понятий ницшеанства:

нигилизм – самоотрицание воли к власти;

ресентимент – изнанка, паралич воли к власти, неспособность к действию, а потому вынашивание мести;

вечное возвращение – круговорот воли к власти, ее бесчисленные, повторяющиеся конфигурации;

Дионис – трагический символ, утверждающий преизбыток воли к власти;

Перейти на страницу:

Похожие книги

1. Объективная диалектика.
1. Объективная диалектика.

МатериалистическаяДИАЛЕКТИКАв пяти томахПод общей редакцией Ф. В. Константинова, В. Г. МараховаЧлены редколлегии:Ф. Ф. Вяккерев, В. Г. Иванов, М. Я. Корнеев, В. П. Петленко, Н. В. Пилипенко, Д. И. Попов, В. П. Рожин, А. А. Федосеев, Б. А. Чагин, В. В. ШелягОбъективная диалектикатом 1Ответственный редактор тома Ф. Ф. ВяккеревРедакторы введения и первой части В. П. Бранский, В. В. ИльинРедакторы второй части Ф. Ф. Вяккерев, Б. В. АхлибининскийМОСКВА «МЫСЛЬ» 1981РЕДАКЦИИ ФИЛОСОФСКОЙ ЛИТЕРАТУРЫКнига написана авторским коллективом:предисловие — Ф. В. Константиновым, В. Г. Мараховым; введение: § 1, 3, 5 — В. П. Бранским; § 2 — В. П. Бранским, В. В. Ильиным, А. С. Карминым; § 4 — В. П. Бранским, В. В. Ильиным, А. С. Карминым; § 6 — В. П. Бранским, Г. М. Елфимовым; глава I: § 1 — В. В. Ильиным; § 2 — А. С. Карминым, В. И. Свидерским; глава II — В. П. Бранским; г л а в а III: § 1 — В. В. Ильиным; § 2 — С. Ш. Авалиани, Б. Т. Алексеевым, А. М. Мостепаненко, В. И. Свидерским; глава IV: § 1 — В. В. Ильиным, И. 3. Налетовым; § 2 — В. В. Ильиным; § 3 — В. П. Бранским, В. В. Ильиным; § 4 — В. П. Бранским, В. В. Ильиным, Л. П. Шарыпиным; глава V: § 1 — Б. В. Ахлибининским, Ф. Ф. Вяккеревым; § 2 — А. С. Мамзиным, В. П. Рожиным; § 3 — Э. И. Колчинским; глава VI: § 1, 2, 4 — Б. В. Ахлибининским; § 3 — А. А. Корольковым; глава VII: § 1 — Ф. Ф. Вяккеревым; § 2 — Ф. Ф. Вяккеревым; В. Г. Мараховым; § 3 — Ф. Ф. Вяккеревым, Л. Н. Ляховой, В. А. Кайдаловым; глава VIII: § 1 — Ю. А. Хариным; § 2, 3, 4 — Р. В. Жердевым, А. М. Миклиным.

Александр Аркадьевич Корольков , Арнольд Михайлович Миклин , Виктор Васильевич Ильин , Фёдор Фёдорович Вяккерев , Юрий Андреевич Харин

Философия
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное