– А чё?.. – Всерьёз принялся я за свой монолог. – Да кто слышит-то!.. Ты, по ходу, и так в курсе… Знаю-знаю, что в курсе!.. Но перетереть надо… Заметь, ты сам начал… Ведь я же слушал твои плотские мудрования!.. Стоп!.. Учитывая последние новости… Кхе-кхе… Ну… Оттуда… – Я закатил глаза. – Не такие уж они и плотские… Да они и никогда у тебя не были плотскими!.. Ведь ты ж поди… – Снова закатил. – И коль речь пошла о святости… Не, ну конечно!.. Вряд ли у кого повернётся язык называть это чем-то святым – особенно, в мире сем… Да и я не посмею!.. – Включив на секунду смирение, я отчаянно ударил себя в грудь. – Но ты, дед, пойми – ведь ты же всё можешь понять!.. Ведь я ж… Хм! Прикинь… До неё – ни с кем, ни разу.
– Эд, – умоляюще посмотрел на меня дед.
Но язык без костей, и его уже было не остановить. Да в языке ли суть?
Глава седьмая
А по сути, я ему тогда поведал обо всей своей жизни.
– И даже в гапе, прикинь! Даже в гапе!.. Ведь ты же знаешь, что такое – гап?
Так пацаны называли училище, «в стенах которого»… Хм, эту фразу – в стенах нашего училища – директор ежедневно, да не по разу, любил повторять на линейке.
В общем, суть моего рассказа сводилась к какой-то неизлечимой мути.
– Вот такая она – муть моего рассказа! Ни разу: ни – до, ни – после… Да и в самый момент!.. – И с горечью махнул рукой.
Рассказал, как мама в юности оберегала меня от разных, что называется, искушений. Как прожил жизнь под её строгим надзором до сорока полных лет.
– А ведь влюбчив был, подлец! – донимал я своими россказнями до зела присмиревшего соседа. – Первый раз ещё дошкольником втюрился в одну красотку. Так по ней тогда все – от первоклашек до памперсников – бедняжки, чахли. В туберкулёзном санатории… М-да… Ха, вот почему, наверное, они так долго исцелялись! – расхохотался я – Ну, и в школе, конечно… И – где бы ни работал… И даже в церкви… Но не поверишь – ни-ни! Даже не целовался.