Эдана (СИ)

— После окончания третьего этапа вы пройдете пейзаж страха, и тогда, по результатам вашей физической и психологической подготовки, между вами будут распределены должности. Кто-то из вас может попасть в командный состав, кто-то в разведку или патруль, а те из вас, кто наберет минимальное количество балов и не проявит себя, будет работать в обслуживающей Бесстрашие сфере.

— Официантом? — гоготнул кто-то.

— Да, — Четверка хмыкнул. — Складским работником, оружейником, официантом, уборщиком или мусорщиком.

— Попросту будем убирать всё дерьмо, — подытожила Рут. Мы, изнеможенные после упражнений, развалились на матах. — Я думала, Бесстрашные нанимают для этого… других.

— Других? — отозвался Дарра. — Иногда грязную работу уборщиков и прачек выполняют нанятые за копейки изгои. На кухнях и в оружейках часто работают старые Бесстрашные, которые не смогли занять высокие должности, и теперь не в силах выполнять свою прежнюю военную работу. А в остальном…

Он зевнул и продолжил:

— В остальном, работают провалившие подготовку Бесстрашные.

Это добавило свою щепотку к и без того горькому осадку. Думаю, не только я чувствовала дискомфорт и напряжение. Все мы выглядели натянутыми до предела.

После недели усиленных тренировок я то резко опускалась вниз (по результатам дней с упором на борьбу), то поднималась на пару мест вверх (после дней с упором на бег и выдержку в тренажерке). Спустя несколько дней беспрерывных тренировок на матах и оттачивания боевых умений, я удостоилась от Четверки комплимента за технику. Но я оказалась слишком слабой.

Мне хватало выдержки на изнурительные забеги, упорства на выполнения тяжелых упражнений со штангами, но в ударе силы почти не было. Я била правильно, но легко.

Практически все время мое тело было напряжено, и я с удивлением отметила, как сильно проступают мускулы: на руках, прессе и ногах они рельефно переливались под кожей, испещренные выступающими венами.

На пятый день Четверка подловил меня одну возле боксерской груши и сказал, что мне нужно поработать над спиной. Она у меня недостаточно сильная, и отсюда невесомость моих ударов.

В воскресенье в обед, конец первой недели, в зал пришел Эрик, впервые после того утра и сообщения о смерти Рэндона.

Он сформировал три пары для спарринга и задумчиво ходил между рингами, молча рассматривая дерущихся.

Мне в противники достался Молчун, и хоть его удары вышибали из меня душу, с точностью и защитной стойкой у него были проблемы, а потому мне удавалось увернуться и настигнуть его затылок или незащищенный сбоку живот ударом.

Он вдруг взбесился из-за моей проворности и, как раз когда Эрик огибал квадрат нашего ринга, с диким криком — неожиданно громким и свирепым как для Молчуна — он бросился на меня. Врезав мне в подбородок, отчего я пошатнулась и потеряла равновесие, он отскочил в сторону, схватил меня за растрепавшиеся пряди, выбившиеся из узла и, с силой намотав на рукав, сначала дернул, запрокидывая мою голову, а потом резко опустил её. Последнее, что я увидела — стремительно приближающееся колено, обтянутое грубой черной джинсовой тканью.

— Третья с конца, — коротко сказал Дарра, поджимая губы. Они с Рут пришли забрать меня из лазарета. Оба вспотевшие и уставшие. Я — с черным синяком на половину щеки и разбитой бровью, кровоточащие края разрыва были собраны двумя скрепками медицинского степлера.

— Это было не по правилам, — пробурчала я, прижимая к щеке небольшой мешочек льда.

Рут хмыкнула:

— Что угодно по правилам Эрика. Он бы не остановил бой, если бы тот кретин даже нож достал.

— Ладно, — вздохнула я, не желая проводить вечер в обсуждении того, как сплоховала. — У вас какие результаты?

Дарра просиял и, гордо вскинув подбородок, сообщил:

— Первый, по-прежнему.

Я перевела взгляд на Рут. Она слегка смущенно ответила, что четырнадцатая, но в её глазах не было пристыженности за такой низкий результат. Там была только жалость. Она жалела меня за то, как низко я упала и, кажется, немного стеснялась того, что она — заметно уступающая мне во многом — показала намного лучший результат.

Во мне забурлила красная лава злости и бешенства. Всё что угодно: издевки, несправедливые обвинения, хамство, но не жалость. Нет, жалость к себе я стерпеть не могу.

Когда мы дошли до Ямы, наполненной людьми и оглушающей музыкой, я отстала от друзей, твердо решившая, что буду избегать их пока не смогу вернуть себе прежнее место в таблице.

Во мне закипела обида на жалость в глазах Рут, на саму Рут. И на Дарру почему-то тоже.

========== Глава 6. Зал. ==========

В общую спальню я не вернулась. Прямиком из Ямы я направилась к Кинану. Шагая по пустынному коридору, я предполагала, что затея напрасная, потому что Кинана дома не окажется. Но я все равно намеревалась прийти и постучаться в дверь. И лишь в нескольких шагах от его квартиры мне в голову пришла другая мысль.

Брат и так зол на меня из-за инцидента с Эриком, хотя тот всего два раза появлялся на наших тренировках, и оба раза мне досталось не больше, чем другим. Особенных издевок, которые мне пророчил Кинан, я не замечала.