Когда народ воочию видел, заказанный товар, слышал о его стоимости, сколько затрачено и сколько осталось, то он невольно проникался доверием к власти. Все делалось принародно и в открытую. Организовать так выдачу заказанных вещей и денег посоветовал Ольт. Пиар-кампания удалась на сто процентов. Народ стоял не столько радостный, сколько ошарашенный таким изобилием. Оцепеневший мозг отказывался воспринимать подобное богатство, как что-то материальное, да еще принадлежащее им. Одно дело мечтательно заказывать какие-то вещи, в глубине души сами себе не веря, но по народной привычке надеясь, что вот вдруг…, что вот сейчас… А совсем другое дело видеть вещи, которые некоторым семьям были доступны после нескольких лет работы, перед собой и который даже можно было пощупать, погладить, да и просто видеть. До крестьянских голов никак не доходило, что они теперь, конечно по меркам окружающих их деревень, просто невообразимо богаты. Понадобилось целых три дня непрерывных празднеств и обжираловки, для чего на следующий день охотники притащили из леса туши кабана и молодого оленя, чтобы оценить и свыкнуться с этой мыслью. Целых три дня придирчивого осмотра купленных вещей, три дня хвастовства ими и осознание того, что они теперь являются хозяевами всего этого добра и до них наконец дошло, что они получили в результате переселения. Авторитет Карно вознесся до небес.
Но все хорошее рано или поздно кончается, как и пиво, которое Брано привез для празднования удачного сбора, и народ вышел на работу. Люди, столь удачно простимулированные материально, трудились с воодушевлением и с полной отдачей сил. Не на дядю работали ведь, на себя. Две бригады трудились лесорубами, одна строила дома. Причем пахали как проклятые все, от мала до велика. Ольт только дивился трудовому энтузиазму местных. Вообще отношение к жизни, и труду в частности, сильно отличалось от того, к чему он привык. С трех-четырех лет дети уже участвовали в сборе ягод и грибов. С восьми-десяти лет они уже помогали старшим братьям и отцам, участвуя в пахоте земли, уходе за скотиной и в охоте, вначале в качестве загонщиков, а с десяти годков и как стрелки. А в пятнадцать лет они считались уже вполне взрослыми мужчинами и женщинами, способными на брак. И нередко бывало, что, когда погибал хозяин на войне или на охоте, во главе семьи становился этакий мужичок пятнадцати лет. И никого это не удивляло и не являлось чем-то таким, вокруг чего стоит водить хороводы. Суровая таежная жизнь порождала и таких же суровых людей, молчаливых, ценящих слово и верность. Поэтому никто особо и не интересовался ольтовой жизнью, чего он честно сказать побаивался при вхождении в новую жизнь. Ну смекалист, ну умеет кое-что, так и жизнь у парня была посуровее многих, о чем знала уже вся деревня. Некоторые деревенские бабы даже жалели его, но их жалость никогда не опускалась до того чувства, с которым относятся к бездомным осиротевшим котятам. Какой-никакой, но хоть и маленький, но — мужчина. Ну или — мужчинка.
Так что работа в деревне крутилась и уже были видны остовы будущих домов. Появилось время и у Истрил с Карно, чтобы решить свои семейные и прочие дела. Поэтому как-то поутру пятерка всадников выехала из деревни. Пятерка, потому что как же такие дела — и без Ольта? Ну и охрану пришлось взять, неразлучных Жаго и Вельта. Все равно прииск стоял и Ольт с Карно решили его пока не трогать. Сначала следует завершить все дела со строительством, а денег пока хватало. Уже того, что они взяли с Крильта, хватило бы что бы год кормить целое герцогство. А ведь было еще и то, что досталось им после смерти Кведра. Так что прииск пока законсервировали, оставив его до лучших времен.
До родной деревни Истрил от Карновки было всего лишь полтора дня пути верхом, поэтому на следующий день, как раз к полудню, они уже подъезжали к околице. На единственной улице стояла гнетущая тишина. Даже собаки, казалось чувствуя настроение людей, попрятались и не отсвечивали. Тем более, что верхом приезжали в основном баронские дружинники и местные кабысдохи уже знали, на кого можно лаять, а от кого можно получить и копьем в бок. Ожидание беды и горя прямо-таки ощутимым давящим грузом нависло над приземистыми нищенскими землянками. Путники проехали через всю деревню, притихшую и подсматривающую за приезжими подслеповатыми, затянутыми бычьими пузырями, окошками и выехали на противоположный конец селения. Никто им так и не встретился, и, если бы не редкий курившийся дымок из труб, можно было подумать, что вся деревенька вымерла, хотя незримое опасливое внимание прямо-таки ощущалось всей сущностью приезжих. Так и проехали, никого не увидев, ни с кем не поздоровавшись, до самой окраины.