Эдем не для двоих

Капитан Алексей Сирченко отрапортовал:

— Мы нашли его на повороте в бухту Символов.

Алексеев почесал начинающий лысеть затылок:

— В бухту Символов? Это же черт знает где! Как он туда добрался? Вы спросили его?

Сирченко растерялся:

— Он ничего не помнит…

— Совсем? Даже как садился в машину? Вряд ли парень шел до этого места своими ножками.

— Кирилл Липецкий не возражает, что в принципе автомобиль мог иметь место, — заковыристо выразился подчиненный. — Однако это начисто выветрилось из его памяти.

Майор бросил на стол шариковую ручку с обгрызенным верхом:

— Черт знает что такое… Ну хоть что-то он помнит?

— Только как хлопнул дверью собственной квартиры.

— Негусто, — выдохнул Алексеев. — Где Липецкий сейчас?

— В больнице, в отделении нейрохирургии.

— Аронов не имеет к нам никаких претензий?

— Вроде нет.

— Прекрасно! — Юрий вытащил сигарету и чиркнул зажигалкой. — Тогда работаем по плану.

Закончив разговор с капитаном, Алексеев немного расслабился. Да, это ночное происшествие изрядно потрепало ему нервы, зато все закончилось благополучно. Богатые тоже плачут… Но в данном случае — это не похищение с требованием выкупа, а простое помрачение рассудка. Говорят же, что парень еще не оклемался после страшной автокатастрофы. Главное — Липецкий жив-здоров и Аронов не имеет к ним претензий. Если бы все дела решались так просто… Алексеев жадно затянулся и погрузился в изучение документов.

Юля, радостно взволнованная, спешила навестить мужа. Михаил Васильевич остался верен себе, и его зятя поместили в отдельную, прекрасно оборудованную палату с ванной и телевизором. Всеволод Дмитриевич Татаринов ждал ее в коридоре. Молодая женщина кинулась к нему:

— Как он, доктор?

Татаринов потрогал рыжий ус:

— Вполне нормально. Временная амнезия иногда случается при таких травмах. Однако прошу вас ни в коем случае не выказывать при муже своего волнения. Ведите себя так, будто ничего не произошло.

Она прижала руки к груди:

— Постараюсь, доктор.

С замирающим сердцем Юля вошла в палату. Кирилл встретил ее безразличным взглядом, и женщина сразу сникла.

— Здравствуй! — Она попыталась поцеловать заросшую щетиной щеку, однако Кирилл отстранил ее:

— Давай не будем делать вид, что мы безумно рады друг другу.

Юля закусила губу, боясь разрыдаться:

— Я действительно рада.

Липецкий дернулся на постели:

— А я — нет! Как и твой папаша. Моя смерть стала бы для вашей семейки избавлением. Признайся честно!

Супруга опустилась на стул.

— Я всегда говорила тебе о своей любви.

Он обнажил в улыбке зубы:

— Это пройдет. Стоит не видеться пару месяцев.

— Для меня такие условия неприемлемы! — Юля почти сорвалась на крик.

Кирилл поднял руку:

— Ну, тише, тише. Почему ты никак не желаешь понять, девочка моя, что я тяжело болен? Это во-первых. Меня не тянет к женщинам, в особенности — к тебе. Во-вторых, я не смогу жить, сознавая, что женат на дочери того, кто покалечил меня. Подавай на развод, и расстанемся друзьями. Может быть, ты иногда будешь приглашать меня на чашечку кофе.

Его фразы больно ранили ее в самое сердце. Она попыталась сменить тему:

— Ты действительно ничего не помнишь?

Парень развел руками:

— Чист, как младенец! Нет, кое-что всплывает в памяти… В тот вечер ты отправилась ужинать с моим убийцей, и это меня страшно разозлило. Я хлопнул дверью и ушел.

— Куда?

— Куда глаза глядят.

— Тебя нашли на повороте в бухту Символов, — продолжала Юля. — Согласись, это довольно-таки далеко от нашего дома. Вряд ли ты шел пешком. Кто довез тебя до этого места?

Он наморщил лоб:

— Наверное, какие-нибудь добрые самаритяне. К сожалению, я не запомнил даже их лиц.

— У тебя были деньги? Тебя не ограбили?

Казалось, его забавляла эта ситуация:

— И это тоже покрыто мраком неведения. Мой пиджачок висит вон на том стульчике. Я не догадался порыться в карманах, и это можешь сделать ты. Все, что отыщешь, — твое.

Молодая женщина встала и подошла к пиджаку, небрежно брошенному на спинку стула. На нее сразу нахлынули воспоминания. Этот пиджак они покупали в дорогом магазине, когда еще жили в любви и согласии. Прекрасно сшитый, кремового цвета, украшение коллекции известного кутюрье, сейчас он имел потрепанный и жалкий вид. Пятна засохшей грязи покрывали его полы. Неудивительно, ведь Кирилл спал на земле, накрывшись этой дорогой вещью. Солнце бросало лучи на эксклюзивные пуговицы, и они поблескивали, как золотые. Правда, одной не хватало. Кто-то выдрал ее, как говорится, с мясом. Юля взяла пиджак в руки и похолодела. Оба рукава до локтей были покрыты красными засохшими капельками, напоминавшими кровь. Она обернулась к мужу, смотревшему в окно с беззаботным видом:

— Тебя били? Ты дрался?

— С кем? — спросил он удивленно.

— Оторванная пуговица, следы, похожие на кровь, — произнесла она. — На тебя напали?

Липецкий сел на койке и ощупал голову.

— В таких случаях у меня всегда страдает эта часть тела, — усмехнулся он. — Видимых повреждений нет. Драка отменяется. А вообще, отвали со своими вопросами! Я же сказал, что ничего не помню.

Она сделала последнюю попытку:

— И все же…

Его глаза загорелись злобой: