Теперь воины по максимуму вливали своей маны в огромные пушки, а пушки в свою очередь напитывали бомбы, ракеты и другие боеприпасы ещё более жирной и дикой силой. Свист и взрывы повсеместно окружили Саркиса и богатырю только и оставалось, что наблюдать за разрываемым от дыма и ракет серым небом. Шлейф и гарь, копоть и остатки маны тянулся прямо до заводских домов, нещадно полосуя небо. И такие дорожки буквально образовывали огромную и крепкую небесную паутинку, в которую было уготовано попасть всему руководству Церкви Сатаны. Той Церкви, что осталась без единого контроля и пожрала собственные правила и истоки, взяв курс лишь на террор, мучения, лишения жителей и обогащение и без того зажравшихся любителей роскоши и чужих страданий.
— Авиад ещё там, в Флотлере, почти со слезами рассказывал о здешней идеологии. Он говорил, что любая магия здесь под запретом и пресекается самым жёстким методом. Но как я погляжу Мартен напротив устроил здесь целую магическую империю, вдобавок к этому совершив тайное и неизвестное почти никому в этом мире заклинание Пентаграммы. — снаряд за снарядом изящно попадали в последние высоченные ветки из труб, металлической обшивки, бетона и арматуры. Будто праздничный салют, магическое вооружение безо всяких проблем рушило, крошило и уничтожало, оставляя после себя лишь пустошь, свалку из металла, копоти, грязи, пороха, остатков ракет и маны. — Лживая и бесконтрольная идеология превратила весь город в царство анархии и сатанизма. Всё здесь пропахло грехами и людским горем… Мне действительно всё равно на этих людей, что как трусливые суки укрылись и до сих пор укрываются в своих муравейниках, я их презираю и плюю в их лица, но если эта тварь хоть как-то посягнула на жизнь Демиурга… — гнев подобрался к голове и кулакам, шипя и превращаясь в первые тонкие языки пламени. Костёр начинал разгораться и потушить его не мог ни самый сильный ветер, ни торнадо, ни даже цунами. — Этот убогий чёрный нарост в виде закрытого города мог жить и жить, если бы Мартен не посмел посягать на моего брата… Я обязан увидеть его и увидеть живым, в добром здравии и с ласковой лёгкой улыбкой на лице… Я хочу поговорить с ним как раньше, в старые добрые… Мне это нужно как никогда раньше. Я… Я не знаю что со мной, но мне так грустно когда его нет рядом… Я скучаю по тем вечерам, по тем разговорам… Я обязан увидеться с ним во что бы то ни стало, где бы он ни обитал и где бы ни находился.
О Демьяне Саркис и не вспомнил, полностью уйдя в себя, в свои воспоминания и в свои пробуждающиеся эмоции. Первые и единственные эмоции, что он когда-либо испытывал. Камень треснул, наконец просочив первые языки огня, что назывался человеческой душой. Хоть он относился с теплотой лишь к брату, это всё равно были настоящие эмоции, те самые долгожданные, которых Саркис ждал и которые ненавидел в других людях…
— Господин Саркис, вы что-то говорили, я бы хотел… — Маврикий отпрыгнул назад, едва успев увернуться от рухнувшей во все стороны горячей волны воздуха. Огонь взъярился, напоминая древнего дракона из легенд, расправившего крылья и приготовившегося к нападению. — Куда же вы так рванули… Эм, господин Саркис…!?
Эдемский маг будто приобрёл широченные живые пламенные крылья. Гордо вздохнув и тряхнув головой, богатырь продолжил нестись к Цитадели, летя под взрывами снарядов, сопровождающихся яркими отсветами и ударными волнами, мешавшими даже его огненной стихии. Прокрутив посох, эдемский маг улыбнулся, хоть его глаза и остались каменны:
— Пока мана бурлит в моём теле, я буду сражаться и сражаться. За Отца, за несчастных братьев, за разрушенный Эдем! И Демиург… Я обязан переговорить с ним и чем скорее, тем лучше!
Маг действительно надеялся встретить своего брата в Цитадели, он верил в это и ждал момента. До чёрной неприглядной стены вражьей Цитадели оставалось всего ничего и удары снарядов с каждым приближением становились всё громче, ужаснее и страшнее. И этот ужасный гром становился лишь прелюдией к масштабному музыкальному произведению, имя которому война!..
Глава 29
Шум за спиной только усиливался, заставляя появляться стыдливым мыслям поскорее прикрыть уши и лечь в тёплую кровать, подальше от происходящих событий. Стены тряслись и мелкие камни щедро сыпались на чёрный, пахнувший сыростью и гнилью, земляной пол. Шёлковые волосы Эрика будто небольшие змейки струились по плечам и спине, а кончики некоторых коротких волос неприятно щекотали шею.
Снаружи всё свистело, гремело и громыхало, на потеху каждому муравью. Что-то рушилось, и рушилось не просто что-то, а целые здания, что массово, друг за дружкой, ложились наземь с разных сторон и с разной скоростью. Тёмная зала неистово шаталась, продолжая не верить в наступление на неё самого настоящего вооружённого войска. Цитадель отныне не могла оставаться в спокойствии, пока вокруг неё падали ракеты, бомбы и снаряды, до отказа начинённые магической силой, что так была чужда и ненавистна каждым муравьём.