Eden (ЛП)

Подумать только… я дожила до того дня, когда у меня появился какой-никакой, но выбор.

Одинокая слеза катится по щеке. Я плачу из-за Рона, из-за всего этого хаоса, из-за себя…

Рон следит взглядом за маленькой капелькой на моем лице и, нахмурившись, поворачивается к Люциусу.

Люциус встречает его взгляд, победно улыбаясь.

— Почему ты не хочешь оставить ее в покое? — в нем клокочет ярость. — Что, во имя Господа, тебе нужно от нее? Посмотри, что ты с ней сделал! Она не заслуживает этого!

Выражение лица Люциуса не меняется — ледяная бесчувственная маска, — но если приглядеться, можно увидеть, как его глаза чуть темнеют.

— Черта с два я буду перед тобой оправдываться, Уизли.

Несмотря на то, что он произносит это почти одними губами, мне кажется, я точно слышу стальные нотки в его голосе.

Рон почти откровенно насмехаясь, качает головой.

— Чего ты хочешь? Хочешь, чтобы она любила тебя? Но невозможно любить того, кто надругался над тобой и продолжает издеваться, — а ведь именно это ты и делаешь, Малфой! — так что не тешь себя иллюзиями!

Люциус издает смешок.

— Ох, а ты у нас прямо такой знаток женской души, и тебе известно все о том, как заставить женщину любить тебя.

Лицо Рона вспыхивает, и он стискивает кулаки.

— Прекрати! Довольно, — обращаюсь к Люциусу дрожащим голосом, но он даже не слышит меня. Он подходит к Рону, глядя на него сверху вниз. Рон возвращает ему взгляд, в котором явственно читается вызов.

— Не говори мне ничего о грязнокровке, Уизли, — ядовито произносит Люциус. — Я знаю ее намного лучше, чем ты. Я знаю… — он делает паузу, проводя языком по зубам, — каждую частичку ее тела и души, которые никогда не узнаешь ты.

Рон срывается, целясь кулаком Люциусу в лицо, но последний оказывается проворнее и, уклонившись, бьет Рона в живот. Все происходит слишком быстро. Для меня, для Рона, слишком…

Рон сгибается пополам и падает на пол, а Люциус начинает с ожесточением пинать его снова и снова, и я не могу выносить крики Рона. Это несправедливо! Остановитесь!

— Оставь его! — обхватываю Люциуса в попытке оттащить от Рона, но он продолжает его избивать.

— Я терпел тебя слишком долго, Уизли! — злобно шипит он. — О, поверь, если бы все зависело от меня, я бы прибил тебя в тот самый момент, когда увидел, как ты прикоснулся к ней!

Подпрыгнув, повисаю у Люциуса на шее, оттаскивая его назад, как я делала когда-то с Долоховым.

Он резко оборачивается, сбрасывая меня со спины и одаривая убийственным взглядом.

— Совсем свихнулась? Какого хрена ты творишь?

Наотмашь бьет меня по лицу.

Падаю на пол.

Ох…

Не могу сдержать слез. Потому что Рон судорожно дергается в агонии. Потому что Люциус уже давно не поднимал на меня руку, и я думала, что он, возможно, завязал с этим. А еще я плачу из-за того, что делаю с Роном и с… собой.

Ну и конечно же оттого, что скулу сильно жжет.

Оно того стоит?

Люциус ошеломленно смотрит на свою руку, словно не веря в то, что только что сделал. Невольно задаюсь вопросом: его гнев действительно направлен только на нас с Роном?

Рон поднимается на ноги, прожигая взглядом дыру в Люциусе и тяжело дыша. Из уголка его губ сочится кровь, а глаза заволокло темной пеленой.

— О да, Малфой, — произносит он с горечью в усталом голосе. — Ты так заботишься о Гермионе, что не задумываясь можешь ударить ее. И после этого ты еще утверждаешь, что она к тебе неравнодушна? Что ж, ты в корне неправ. Как она может питать к тебе какие-то чувства, когда ты так с ней обращаешься?

Если бы он задал этот вопрос мне, то, наверное, я смогла бы ответить на него. Но тогда это уничтожило бы последние остатки его надежды и веры в меня, а я не могу позволить этому случиться. Никогда.

Люциус шумно и тяжело дышит, глядя на меня в течение нескольких секунд, кажущихся мне вечностью, а затем поворачивается к Рону.

— Я никогда не говорил, что забочусь о ней, — бросает он спокойным тоном.

Это больно.

Рон обиженно фыркает.

— И ты думаешь, это что-то исправит? Как-то тебя оправдает? — он качает головой. — Ты — мразь, Малфой. Клянусь, придет день, и я убью тебя.

Я ожидала, что Люциус будет вновь насмехаться, при нормальных обстоятельствах он именно так и поступил бы, но глядя на него сейчас, я понимаю: для него это уже не игра. Ему всегда нравилось играть на чувствах Рона, но теперь это позади. Все слишком запуталось и осложнилось для всех нас.

— Ты можешь желать моей смерти, Уизли, — медленно произносит он, поворачиваясь ко мне. — Но спроси себя: хочешь ли ты смерти и для нее?

Глаза Рона расширяются. Как и мои. Он не может… не может же он иметь в виду… нет…

Но его глаза не выражают ничего.

— О чем ты? — дрожащим голосом спрашивает Рон.

Но — хвала небесам! — ответ вовсе не такой, какой я почти ожидала услышать.