Eden (ЛП)

Но это ведь не весь конец, так? Развязка оказалась не такой уж и красивой. Ее отголоски смотрят на Гермиону из зеркала. Они — в ее глазах, повидавших слишком много. Они — шрамы на ее запястьях. Они — шрамы, что невозможно излечить, те, что Люциус не замечал, — на ее спине, лодыжках, внутренней стороне рук.

Отголоски — это ослепительно яркие кошмары, окрашенные в красный и черный, заставляющие ее просыпаться от собственного крика и сжимать простынь до вывиха пальцев. Они гложут ее, погружая в депрессию, и она может не вставать с постели по несколько дней кряду. Они заставляют ее оборачиваться с безумным взглядом, стоит лишь мелькнуть в толпе светлым волосам. Они — причина, по которой она не выносит слова «грязнокровка».

И последний из них…

«Змей был хитрее всех зверей полевых, которых создал Господь Бог…»

Когда она впервые вошла, или, точнее, ввалилась с Роном в штаб-квартиру Ордена, она подумала, что жизнь кончена. Она упала на пол и потеряла сознание.

Тьма поглотила ее. Она спала. Неделями, месяцами лежала на кровати с зашторенными окнами. Не двигаясь, не говоря ни слова, питаясь лишь когда это было необходимо.

Рон был рядом: с терпением, достойным святого, ожидал дня, когда его любимая вновь заговорит. Когда вернется из той бездны, в которую низверг ее Люциус Малфой.

И в конце концов она начала говорить. А Рон слушал. Потому что он единственный, кто мог понять.

Они так и не поженились, но стали парой после побега, и он держал ее за руку, пока она рожала сына Люциуса.

«И сказал змей жене: подлинно ли сказал Бог: не ешьте ни от какого дерева в раю?»

Только после рождения сына она позволила Рону стать для нее больше чем просто другом. Все же время лечит. А как иначе? Она любила Рона. Любит и сейчас. Сильнее, чем способна выразить словами.

Ей несложно любить его. И это прекрасно.

Он растит ее сына, как родного: играет с ним в квиддич, читает сказки, укладывает спать. Он изо всех сил старается любить его, хотя по-прежнему люто ненавидит его отца.

Было бы проще, будь он похож на Гермиону.

«И сказала жена змею: плоды с дерев мы можем есть…»

К счастью для Гермионы, ее старший сын не унаследовал цвет глаз отца. Иначе ей было бы невыносимо каждый день видеть уменьшенную копию Люциуса Малфоя. Серые глаза свели бы ее с ума.

Конечно же, ходили слухи. Пока она была в плену, Гарри всем сообщил, что она в заложницах у Люциуса Малфоя и тот пытает ее для Волдеморта, поэтому они много времени проводят вместе.

А когда она стала жить с Роном после побега, и через несколько месяцев у них родился сын, грязные языки трепали: мол, парень не растерялся.

Сальные шуточки сходили на нет по мере взросления мальчика: не было никакого сходства между рыжим веснушчатым Роном и светловолосым сорванцом с бледной кожей, которого он называл сыном.

«Бедняжка», — шептались люди.

«…только плодов дерева, которое среди рая, сказал Бог, не ешьте их…»

Это один из самых неприглядных пороков человеческих — смаковать чужое горе, как коллекционное вино. Именно поэтому домыслы о том, что произошло с Гермионой во время плена, еще долгое время после окончания войны будоражили сознание людей.

Общественность отказывалась верить, что это ребенок Люциуса Малфоя, все-таки тот происходил из древней чистокровной семьи, где идеалы ценились больше жизни. Он десятилетиями считал грязнокровок язвами на теле волшебного общества, от которых необходимо избавиться как можно скорее.

«…их и не прикасайтесь к ним…»

Сын Гермионы подрастал, и отдельные шепотки о том, что так называемые жизненно важные идеалы Люциуса Малфоя не помешали ему сделать то, что он сделал, превратились в навязчивый гул.

«…чтобы вам не умереть».

Гермиона молчала, позволяя людям болтать что вздумается? и осаживала каждого, кто пытался заговорить с ней об этом. В конце концов, Рон так много для нее сделал, она ни за что не причинит ему боли, объявив во всеуслышание, как сильно любила Люциуса Малфоя и как тот старался преодолеть самого себя ради нее — упираясь, сопротивляясь, сражаясь с собой каждую минуту, не желая верить, что приоритеты, на которых он выстроил свою жизнь, могут потерять для него всякую ценность.

«Какая храбрая, — шептались за спиной. — Должно быть, это ужасно — иметь ребенка от насильника, смотреть, как он растет и с каждым днем становится все больше похож на отца».

Гермиона лишь кусала губы и продолжала жить, вернее, существовать день за днем.

И сказал змей жене: нет, не умрете…

У них с Роном есть еще двое детей: мальчик и девочка. И, хвала господу, они похожи на отца.

Сын Люциуса и Гермионы не знает правды о своем рождении. Конечно, он слышал сплетни, но не обращает на них внимания ради спокойствия матери, да и своего тоже. Это всего лишь слухи.