— Да, — продолжал Клаудио,— это закон компенсации... Как в природе, в естествознании — закон сохранения энергии. Если повезло в одном, то не жди везения в чем-нибудь том, что тебе кажется не менее важным.
Отторино прищурился.
— Ну, и что с того?
— Я ведь уже говорил с тобой однажды на эту тему, что с того,— ответил Клаудио.
— А-а-а,— протянул младший дель Веспиньяни, — это ты о смирении? Ты ведь рассказывал мне какую-то притчу, красивую байку о святом Франциске, о смирении... Я, кажется, что-то подобное слышал еще когда был студентом в Болонском университете...
— И ты не согласен?
— С чем?
— С тем, что из всего этого следует?
Отторино внутренне не был готов к этому разговору, больше всего на свете теперь ему хотелось бы остаться одному, чтобы как-нибудь в спокойной обстановке попытаться прояснить план действий, подумать, что теперь он сможет сказать Эдере, подумать, в какую же ситуацию поставил Джузеппе Росси Андреа...
А вместо этого он был вынужден сидеть и слушать нравоучения своего отца...
— Папа,— сказал он, тяжело посмотрев на Клаудиа — ты вновь будешь говорить о смирении, о том, что надо принимать жизнь такой, какова она есть, что никогда нельзя строить иллюзий, что я должен смириться, что я... Ну, и так далее — подробности письмом. Ты всякий раз начинаешь читать свои нравоучения там, где их, казалось бы, и читать не надо было бы...
Клаудио, неожиданно улыбнувшись, изрек:
— Но — согласись! — ведь у меня есть на это причины...
— У тебя, отец, всегда и на все есть какие-то причины, — поморщился Отторино.
— Разумеется. Потому что без причин ничего не происходит,— веско сказал старый граф.
— И каковы же причины?
— Твое теперешнее состояние, твое неисправимое, непоколебимое желание вернуть то, что уже никак не вернешь...
— ...?
— Отторино, я ведь старый человек, я ведь все вижу, и все прекрасно понимаю — Мне не надо никаких дополнительных объяснений, да и от тебя их вряд ли дождешься... Тем более, что я тебя о них и не прошу...
Склонив голову набок, молодой граф пристально посмотрел на отца и уточнил:
— Объяснений?
— Да, — мягко ответил тот.
— О чем?
— И вот опять ты уходишь от прямого ответа на вопросы,— улыбнулся Клаудио, стараясь вложить в эту улыбку как можно больше мягкости и доброжелательности.
— Но ведь ты, если я не ошибаюсь, никаких вопросов мне не задавал,— напомнил Отторино,— ты не ставил передо мной вопросов...
— Их поставила перед тобой жизнь,— очень серьезно ответил Клаудио.— И если я тебе говорю о вопросах не задавая их напрямую, стало быть, я их только подразумеваю...
— ...?
И старый граф, серьезно, пристально посмотрев сына, произнес:
— Сынок, послушай, я хотел бы дать тебе один хороший совет...
— Какой совет?
— Чтобы ты оставил в покое Эдеру...
После этих слов отца Отторино вспыхнул: он никак не мог думать, что теперь отец переведет разговор на эту болезненную для него, Отторино, тему.
А Клаудио, как ни в чем не бывало, будто бы не замечая напряжения, возникшего между ним и сыном, неторопливо продолжал:
Я ведь не слепой и не глухой... Да, ты видишь в этой женщине Сильвию, — хочешь видеть. Ты смотришь на Эдеру и хочешь вернуть те времена, хочешь исправить то, что исправить уже никак невозможно...
— Но я...
— Обожди, не перебивай меня, пожалуйста... Ведь когда-то когда ты был еще совсем мальчиком, я учил тебя, что перебивать старших — неприлично,— едва заметная улыбка тронула губы Клаудио.— Так вот: для меня совершенно очевидно, что тебя обуяла страсть. Ты хочешь, чтобы синьора Эдера Давила во что бы то ни стало была с тобой, ты хочешь, чтобы вы были вместе, ты хочешь вернуть те времена... Но ведь нельзя дважды ступить в одну реку, нельзя вернуть то, что вернуть невозможно... Нельзя обманывать себя, в конце-то концов... Эдера никогда не будет для тебя Сильвией, и ты никогда не будешь счастлив... И — это, наверное, прозвучит очень жестоко, но это правда...— Клаудио неожиданно осекся.
— Что — отец? — спросил Отторино, напряженно вглядываясь в его лицо.
— Она никогда не будет с тобой по-настоящему счастлива... Я смотрю на нее и вижу, что с Андреа она счастлива действительно, счастлива тем лучезарным искрометным, но и в то же самое время — спокойным и уверенным счастьем, какое выпадает на долю немногих... Разве ты способен дать ей то же самое?
Младший дель Веспиньяни выжидательно молчал — казалось, он вообще не слушает своего отца.
Тот продолжал:
— Поверь мне — я ведь старый человек, я не буду тебя обманывать, я не желаю тебе зла — ведь ты мой единственный сын...
Отторино, подняв на отца тяжелый взгляд, произнес в ответ:
Клаудио то ли не расслышал, то ли скорее — сделал вид, будто бы не расслышал его слов.
— И, кроме того, ты ведешь себя очень некрасиво, я бы сказал — недостойно по отношению к ее мужу...
— Я?
— Разумеется.
— С чего ты взял?
Клаудио тонко улыбнулся.