Эдера

— Мои приказы не обсуждаются! — прикрикнул на него Ральф. — Пусть бы лучше этот груз вместе с кораблём утонул в морской пучине, чем он оказался в полиции. Теперь она села нам на хвост! Но, О'Кифа впредь не будет ошибаться! — Ральф красноречиво посмотрел на Соммера.

— Верно ли я вас понял?.. — спросил тот.

— Да, — жёстко ответил Ральф. — Ты получил приказ к исполнению. Возьми с собой Ганса. У мертвецов нет будущего, и О’Кифа не сможет повторить своей ошибки!

Соммер ушёл, а Ральф несколько недовольным тоном обратился к Мелоди:

— Что у тебя?

— Собственно, ничего такого уж существенного, — произнесла она с преувеличенной скромностью, которая должна была внушить Ральфу прямо противоположное мнение о проделанной Мелоди работе.

— Ну не тяни, — заглотил наживку Ральф. — Выкладывай своё важное дело.

— Моё обаяние, кажется, начинает приносить плоды в игре с Андреа Давилой, — пояснила Мелоди. — Надо немедленно устроить ему выставку и купить несколько картин, но так, чтобы он не знал, кто их купил. Уверена, тогда он точно будет в моих руках.

— Ладно, поступай так, как считаешь нужным, — разрешил Ральф. — Детали меня не интересуют.

На следующий же день Мелоди во всём своём блеске предстала перед Андреа.

— Мелоди! Любовь моя!.. — не контролируя своих чувств, бросился к ней Андреа. — Я искал тебя везде. Но ты даже, ни разу не позвонила. Где ты была? Ты неожиданно появляешься и так же неожиданно исчезаешь...

— Такая у меня работа, — развела руками Мелоди. — Приходится колесить по свету. Совещания, встречи, ни минуты передышки. Только с тобой я чувствую себя в отпуске.

— Но ты могла хотя бы позвонить, — обиженно произнёс Андреа.

— Нет, это для меня слишком тяжело: слышать твой голос и не иметь возможности быть с тобой рядом! — Мелоди сделала паузу, давая Андреа понять, как тяжело для неё уже само воспоминание о разлуке. — Но я всё время думала о тебе и даже кое-что успела сделать: твоя выставка состоится через двадцать дней! В галерее Вискалки!

— Мелоди! — Андреа страстно сжал её в объятиях и поцеловал в губы. — Прости, — сказал он затем, смутившись. — Но я не знаю, как тебя благодарить... Твоё присутствие здесь, рядом, так близко, сводит меня с ума! — и он опять стал целовать Мелоди.

— Подожди, подожди, — не слишком сильно сопротивлялась она, лишь ещё больше распаляя Андреа. — Я хочу сказать, что абсолютно уверена в успехе этой выставки... Ты станешь известным, знаменитым художником!

— Мелоди, спасибо, но сейчас я не могу думать, ни о чём другом, кроме как о тебе!

— Нет, ты не прав, — возразила Мелоди. — Для тебя всегда на первом месте должна оставаться живопись. Я бы даже посоветовала тебе отойти от дел в фирме Сатти, чтобы злые языки не смогли поместить в газетах статьи, будто ты — бизнесмен, имеющий хобби художника. Ты не знаешь ещё этих критиков! Они могут поднять тебя на смех, дескать, живопись — всего лишь твой каприз, и ты попросту играешь в художника.

— Но я и так не занимаюсь делами фирмы...

— Этого никому не докажешь, пока официально всё обстоит иначе. И к тому же тебе, на мой взгляд, стоило бы освободиться от всяческих обязанностей, отвлекающих от творчества. Поскольку твоё предприятие в порядке, ты мог бы его продать и выручить хорошую сумму. Тогда всё своё время ты отдавал бы живописи. И какую-то ничтожную часть — мне!..

— Да, ты права, надо только найти покупателя, — сказал Андреа и снова стал целовать Мелоди.

— Я помогу тебе в этом, — прошептала она Андреа в самое ухо, и он совсем обессилел от страсти.

— Я больше не могу, я желаю тебя, моя богиня...

— Я тоже... — ответила Мелоди.

Прежде чем начать ходатайство о помещении Леоны в психиатрическую клинику, Валерио пригласил к себе Антонио Джиральди, чтобы посоветоваться с ним, как лучше это сделать. Профессор одобрил идею сестры Марты и пообещал свою помощь Валерио. Затем речь зашла о том, как и когда, сказать Андреа, что его мать жива.

— Я бы не стал торопиться с этим сообщением, — проявил осторожность Джиральди. — На мой взгляд, психика Андреа ещё не обрела достаточной устойчивости, и тут можно ожидать каких угодно сюрпризов. Например, занятие живописью должно было стать целительным для Андреа, но, вопреки ожиданиям, стало лишь ещё одним мощным источником его беспокойства и раздражения. Вот я и боюсь, как бы известие о том, что Леона жива, не вызвало у него вместо радости какой-нибудь иной, болезненной реакции.

— Пожалуй, вы правы, профессор, — сказала Эдера. — Я постараюсь подготовить его для этой новости постепенно.

В этот же момент в гостиную вошёл сияющий Андреа и с порога сообщил:

— Через двадцать дней жду вас всех на моей выставке!

Он надеялся, что сейчас поднимется шквал восторга, но вместо этого увидел на лицах Эдеры и Валерио лишь недоумение и даже тревогу: уж не сошёл ли он с ума, сообщая им такое.

— Вы мне не верите? — с обидой произнёс Андреа. — Мелоди удалось отодвинуть чью-то выставку ради моей! И всё это стало возможным потому, что Мелоди, в отличие от вас, верит в меня как художника!

— Андреа, но мы тоже хотим, чтобы твоя выставка имела успех, — сказала Эдера.