– Что вы, это я должна извиниться, – сказала она. – Я совсем позабыла, что подробности таксидермического ремесла многим неприятны. Иеремию процесс возвращения птиц к жизни приводил в восторг, но вот отец, несмотря на свою обширную коллекцию пернатых, видеть меня за работой не может. Присядьте-ка сюда и выпейте воды.
Отведя меня к креслу у небольшого стола с графином, она налила мне воды, но, принимая у нее чашку, я невольно бросил взгляд на прилипшее к ее пальцу нежное перышко, и к горлу вновь подступила тошнота. Поспешно поставив чашку на стол, я зажал рот ладонью и закашлялся.
– Благодарю вас, мне уже много лучше.
– Вот и прекрасно, – откликнулась она, не сводя с меня заботливого взгляда. – Возможно, лучше просто рассказать вам все, что мне известно об убийствах?
– Да, хотя я, признаться, отнюдь не уверен, что смогу вам помочь.
Казалось, мисс Лоддиджс даже не слышит моих возражений.
– Эндрю Мэтьюз был убит двадцать четвертого ноября тысяча восемьсот сорок первого года, в Перу, во время экспедиции в Чачапоясские горы, – объявила она.
Услышав это, я был потрясен.
– Вы говорите, в Чачапоясские горы?
Перед моим мысленным взором немедля возникла диорама с горным пейзажем на заднике и погребенным в земле человечком с мешком миниатюрных птиц за спиной. А еще там имелся стол с разнообразными острыми инструментами, фигурка женщины в черном, лежавшая у меня в кармане, и расчлененные чучела воронов. Как же я раньше не заметил взаимосвязи? По-видимому, разум, потрясенный возвращением заклятого врага, не мог сосредоточиться ни на чем, кроме него.
– Мисс Лоддиджс, по-моему, вам угрожает серьезная опасность! – выпалил я.
– Возможно, отец думает то же самое, – спокойно откликнулась она. – А может, не верит мне. Или стыдится меня. Сказать откровенно, не знаю. Так или иначе, он запретил мне общение со всеми посторонними, а посему я была вынуждена отправиться сюда без его ведома и предупредить вас об этом столь таинственным образом.
– Но я никаких писем от вас не получал!
Огромные, округлые зеленые глаза мисс Лоддиджс вполне могли бы принадлежать филину какой-нибудь экзотической породы, взгляд же ее был исполнен серьезности и бесконечного терпения. Молчание затянулось. Лишь долгую минуту спустя я наконец-то все понял.
– Диорама? Так она была прислана вами?
– Конечно.
Судя по ее взгляду, это было самым очевидным выводом на всем белом свете. Я же просто не находил слов – столь велико оказалось мое замешательство. Разумеется, мисс Лоддиджс – особа эксцентричная, однако прежде она, ученый до мозга костей, никаких отклонений от логики не допускала. И все же… Рассказы об убийствах, не подкрепленные никакими доказательствами, загадочное послание в виде сей странной диорамы, нежданный приезд в Филадельфию – все это как нельзя лучше свидетельствовало, что юная леди повредилась умом.
– То было крайне замысловатое послание, – наконец сказал я, – и составить его вам стоило немалых трудов. Отчего вы попросту не написали?
– Отец перехватывал и изымал любые письма, какие я только пыталась отправить. И наотрез отказывался поверить в истину – в то, что Эндрю и Иеремия Мэтьюзы убиты.
Лично меня это ничуть не удивляло. Судя по тому, что я слышал о Джордже Лоддиджсе, он, строгий приверженец науки и логики, вряд ли был склонен принять на веру сумасбродные фантазии дочери.
– Когда я объявила, что сама обращусь с этим делом к лондонским властям, он запретил мне покидать дом. Разумеется, я немедля написала вам о своих опасениях, но он перехватил это письмо. И следующее. И наказал всем, кто на него работает, изымать любые мои записи и передавать ему. Воистину, со мной обходились точно с преступницей, – возмущенно сказала она.
Или же – как с особой, утратившей всякий здравый смысл.
– Я уверен, он всего лишь пытается уберечь вас от неприятностей.
Это было сказано абсолютно искренне: если уж мисс Лоддиджс не поверил родной отец, то власти тем более отнеслись бы к ее рассказу об убийстве в дебрях Перу без всякого сочувствия.
Под испытующим взглядом мисс Лоддиджс мне с каждой минутой делалось все неуютнее.
– Отец, несомненно, что-то скрывает. Даю вам слово: в этом я абсолютно объективна. Он стал нерешителен и рассеян, что на него вовсе не похоже. Что-то терзает его душу, не дает покоя мыслям, и я уверена: это – подозрительная гибель Эндрю и Иеремии Мэтьюзов. Вот только он не желает довериться мне, а я не желаю прятать голову в песок. Потому и связалась с вами в столь завуалированной манере. Вспомнив, как вы восхищались моими птичьими диорамами, как говорили, что в любой из них можно прочесть целую историю – и в самом деле понимали замыслы, вложенные мною в каждую! – я решила, что вы непременно ухватите весь мрачный смысл, кроющийся за этой.