Эдгар Хантли, или Мемуары сомнамбулы

Сердце подпрыгнуло в груди от радости. Я поспешил к этому, несомненно человеческому, жилищу с уверенностью, что все труды, испытания и опасности уже позади, Дом выглядел под стать бедности и запустению окружавших его мест. Сложенный из неотесанных бревен, он имел внутри небольшое прямоугольное помещение и крышу из тростника. Окна отсутствовали, свет проникал в щели; прежде бревна были связаны между собой глиной, но дожди и непогода размыли и выветрили ее. В углу я заметил сложенную из полуобожженного кирпича печь. Дверь была закрыта с помощью кожаного ремешка, привязанного к ручке и накинутого на вбитый в косяк гвоздь. Тишина и темнота свидетельствовали, что в доме никого нет. Я звал, стучал, но никто не откликнулся. Убедившись, что хозяин отсутствует, я решился войти. Стояла уже глубокая осень, от подмороженной земли стыли ноги. Энергичная ходьба на время прогнала холод, однако покой мог его вернуть. А несчастная девушка давно уже жаловалась, что замерзает. Поэтому в первую очередь надо было добыть огонь. К счастью, в печи оставались тлеющие угли, картофельная кожура и сухие щепки. Хотя это стоило мне усилий, я сумел раздуть пламя, и наши продрогшие тела мало-помалу согрелись. Сидя на полу, я в свете огня смог рассмотреть дом изнутри. Три молодых деревца, обструганных и перевязанных ивовыми прутьями, образовывали спальное место, приподнятое над уровнем пола благодаря четырем камням. Поверх были навалены лоскутья и одеяла, так что получалась постель. На доске, один конец которой упирался в остов кровати, а другой был вставлен между бревнами стены, я увидел буханку черствого ржаного хлеба и кедровое ведерко, самодельное, без обруча. В ведерко просочилось сквозь крышу немного воды, мутной, с насекомыми и песком. В углу валялись две довольно опрятно сплетенные корзины и мотыга с широким налопатником, насаженным на длинную рукоятку. Никакого другого скарба в доме, похоже, не было.

Кроме холода, нас в не меньшей степени донимал голод, Выбирать не приходилось. Мы сразу же разделили между собой хлеб и выпили воду. Теперь следовало подумать о том, что делать дальше.

Тлеющие угли и остатки хлеба навели меня на мысль, что в доме кто-то живет, но хозяин ненадолго отлучился, Наверное, по делам. Он может вернуться через несколько минут а может не прийти до утра. В случае его возвращения, я постараюсь успокоить гнев, который, несомненно, вспыхнет по поводу моего самоуправства. Мне хотелось верить, что этот человек окажется приветливым и предоставит нам необходимую информацию и помощь.

Если же до рассвета он не появится, я предполагал идти дальше. Мы уже обогрелись, утолили голод, еще несколько часов проведем в тепле и покое и со свежими силами доберемся до более гостеприимного крова.

Противоречивые мысли и осознание рискованности нашего положения не давали мне заснуть. Девушка же, напротив, счастливо забылась от всех своих бед и мучений, Последовав моему совету, она устроилась на кровати, оставив меня предаваться раздумьям в одиночестве.

Чувство опасности не исчезало. Кто знает, как трудная жизнь отшельника повлияла на характер хозяина дома. Неизвестно также, давно ли проснулись индейцы и по какой дороге ринулись в погоню. Я, конечно, не готов был допустить, что они нас выследили и могут вскоре постучаться в дверь, но все-таки решил подстраховаться на случай неблагоприятного развития событий.

С момента побега я не расставался с подобранным в пещере мушкетом и топором, уже пригодившимся мне, чтобы освободить девушку от пут. Они были трофеями и орудиями защиты, бросить их казалось глупостью и безумием, На них была вся надежда.

Впервые я внимательно осмотрел свою добычу, о которой до сих пор имел лишь поверхностное представление. Знал, что мушкет двуствольный и кажется меньше и легче стандартных образцов. Теперь же при свете огня я мог изучить его более пристально.

Как только мой взгляд упал на ружейное ложе, я сразу заметил знакомые клейма, орнаменты и монограммы, Да, я не раз видел их. Ошибиться было невозможно. Когда я выходил из дядиного дома, этот мушкет висел в чуланчике моей комнаты.

Нетрудно представить, как подействовало на меня такое открытие – аж волосы встали дыбом. Скрежеща зубами, я в оцепенении метался между дверью и печью с яростью безумца.

Какие еще доказательства нужны, чтобы понять, что случилось непоправимое? Дядя и сестры погибли, дом разграблен, о чем свидетельствует этот мушкет, подобранный мной в лагере индейцев. Жестокие варвары убили моих родных, беззащитных, быть может, спящих, а я, кому надлежало их защищать, невероятным образом был перенесен на огромное расстояние от дома и лишен шансов предотвратить беду.