Эдгар По

«Прощальное слово к читателям.

Ввиду неотложных дел, требующих моего полного внимания, а также учитывая, что цели, ради которых был создан «Бродвей джорнэл», в том, что касается моего личного участия, достигнуты, я хотел бы настоящим проститься с друзьями, равно как и с недругами, пожелав и тем и другим всяческих благ.

Эдгар А. По».

Больше о «Бродвей джорнэл» никто не слышал. Непроницаемый мрак уныния озарил лишь один радостный луч. В октябре нью-йорское издательство «Уайли энд Патнэм» опубликовало новый поэтический сборник По — «Ворон» и другие стихотворения», в который вошли все стихи, написанные почти за двадцать предшествующих лет. Юношеские стихотворения были включены в книгу с важными, зачастую спасительными исправлениями, внесенными в разное время при подготовке многочисленных предыдущих публикаций. Это было, пожалуй, самое выдающееся собрание поэтических произведений, когда-либо изданное в Америке.

Какие бы сокрушительные неудачи ни постигали его в реальном мире, в этом маленьком томике усталый странник благополучно достиг родных берегов. И как ни тяжки были беды, обрушенные на него «громовым полетом лет», По все же удалось укрыться от них в недосягаемом убежище своего воображения.

О, пестрый мой Романс, нередко,
Вспорхнув у озера на ветку,
Глаза ты сонно закрывал,
Качался, головой кивал,
Тихонько что-то напевал,
И я, малыш, у попугая
Учился азбуке родной,
В зеленой чаще залегая
И наблюдая день-деньской
Недетским взглядом за тобой.

Но время, этот кондор вечный,

Мне громовым полетом лет
Несет такую бурю бед,
Что тешиться мечтой беспечной
Сил у меня сегодня нет.
Но от нее, коль на мгновенье
Дано и мне отдохновенье,
Не откажусь я все равно:
В ней тот не видит преступленья,
Чье сердце, в лад струне, должно
Всегда дрожать от напряженья.[21]

Глава двадцать вторая

Жизнь Эдгара По прошла в эпоху безвременья. В воздухе носилось множество идей, происходили важные события, однако, по крайней мере, в Америке ничто не обрело еще законченных форм — ни политика, ни социальные процессы, ни общественная мысль. Как следствие, в литературе господствовал такой же хаос. В Нью-Йорке, население которого уже приближалось к полумиллиону человек, общественные и литературные проблемы постоянно и оживленно обсуждались во всякого рода «салонах», покровительствуемых теми, кому экономическое процветание тех лет приносило наибольшие выгоды. Однако дискуссии эти при всей своей пылкости и сентиментальной патетике носили весьма поверхностный характер — так могли говорить лишь люди, еще не осознавшие социального и эстетического значения вопросов, о которых они беспрестанно толковали, и не ощущающие пока насущной необходимости их решения.

Время страницу за страницей листало календарь 1846 года. Под бравурный звон имперских литавр страна шла к войне с Мексикой. В июле 1845 года Техас принял предложение конгресса о присоединении к Соединенным Штатам, а в мае 1846 года президент Полк направил послание конгрессу с объявлением «состояния войны». Мексиканцы, говорилось там, вторглись на принадлежащую нам территорию и проливают кровь наших сограждан на нашей собственной земле. В итоге у южного соседа были безжалостно отторгнуты огромные пространства, и вопрос «рабство или свободные земли?» встал с особой остротой и ясностью. Отныне литература и журналистика стали все больше превращаться в арену борьбы между поборниками рабовладения и его противниками, между защитниками федерализма и сторонниками укрепления центральной государственной власти. В такой атмосфере утонченные творения лирической поэзии все меньше волновали умы и чувства людей, тогда как художественное отображение общественных проблем вызывало растущий интерес.