Эдгар По (биография)

Роковое событие, происшедшее январским вечером 1842 года, было не только предвестьем скорой смерти Вирджинии, но и ознаменовало для самого По начало все более углубляющегося душевного расстройства. На руках у доктора Митчелла оказался не один, а сразу два тяжело больных человека, и состояние По повергало его в гораздо большее замешательство, чем недуг Вирджинии, который хотя и был неизлечим, но, во всяком случае, не представлял никакого труда для распознания. С этой поры дела По на службе пошли из рук вон плохо. Он снова начал пить и часто был "небрежен". У Вирджинии продолжались приступы, каждый из которых приводил ее мужа в отчаяние. По уходил из дому, пил и иногда пропадал где-то по нескольку дней. К концу зимы такие случаи участились. Весной у него обострилась давнишняя болезнь сердца. Мистер Грэхэм вынужден был пригласить в редакцию помощника со стороны. Им оказался Руфус Грисвольд.

Объяснение происходившему По дал сам в письме к одному из друзей, написанном в 1848 году:

"Вы спрашиваете, могу ли я "хотя бы намеком дать Вам понять", в чем состояло "ужасное несчастье", ставшее причиной тех "странностей в поведении", о которых я столь глубоко сожалею. Да, я могу Вам ответить, и не только намеком. "Несчастье" это было самым страшным из тех, что могут постичь человека. Шесть лет назад моя жена, которую я любил так, как не любил ни один смертный, повредила внутренний кровеносный сосуд, когда пела. Состояние ее сочли безнадежным. Уже навеки простившись с нею, я пережил все муки, которые несла мне ее кончина. Однако ей сделалось лучше, и ко мне вернулась надежда. Через год у нее снова лопнул сосуд. Все повторилось для меня сначала. Потом снова, снова, снова и снова - через разные промежутки времени. И всякий раз, когда к ней подступала смерть, меня терзали все те же муки. С каждым новым обострением болезни я любил жену все нежнее и все отчаяннее держался за ее жизнь. Но, будучи от природы человеком чувствительным и необычайно нервным, я временами впадал в безумие, сменявшееся долгими периодами ужасного просветления. В этих состояниях совершенной бессознательности я пил - один Господь знает, сколько и как часто. Разумеется, мои враги приписывали безумие злоупотреблению вином, но отнюдь не наоборот. И, право, я уже оставил всякую надежду на исцеление, когда обрел его в смерти моей жены. Кончину ее я смог встретить, как подобает мужчине. Ужасных и бесконечных колебаний между надеждой и отчаянием - вот чего я не в силах был выдержать, полностью не утратив рассудка. С гибелью того, что было моей жизнью, я возродился к новому, но - боже милостивый! - какому же печальному бытию".

В действительности же "исцеление" так и не наступило, и начиная с 1842 года падение неуклонно ускорялось.