Эдгар По. Сумрачный гений

«Что касается меня, то, несмотря на безграничную любезность Грэма и неизменную его доброту, моя собственная ситуация вызывает у меня все большее и большее отвращение. Ты правда считаешь, что я смогу сделать то же самое, что и ты? Ты серьезно думаешь, что, если я обращусь к Тайлеру, это будет иметь положительные последствия? Мои преимущества, сказать по правде, совсем невелики. Я — виргинец. Во всяком случае, сам себя я таковым считаю, поскольку всю свою жизнь — за исключением последних лет — я прожил в Ричмонде. Мои политические принципы всегда были — насколько вообще возможно о них говорить — близки существующей администрации, и я всегда выступал за Гаррисона, когда предоставлялась такая возможность. С мистером Тайлером я немного знаком лично — по поводу одного дела, о котором он, скорее всего, забыл. Во всем же остальном я — человек литературы, и место в администрации мне необходимо только для того, чтобы иметь возможность сочинять. Есть ли у меня для этого хоть малейший шанс? Буду очень признателен тебе, если ты ответишь как можно скорее…»

Нашим соотечественникам, вероятно, не очень понятны отсылки поэта к собственному происхождению, упоминание имен Тайлера и Гаррисона. Поэтому необходимы пояснения. Гаррисон — это Уильям Генри Гаррисон (1773–1841), 9-й президент США, а Тайлер — Джон Тайлер (1790–1862), 10-й президент страны. Гаррисон в 1840 году был избран президентом от демократической партии, Тайлер являлся представителем партии вигов (существовала такая партия в Америке первой половины XIX века) и стал вице-президентом. Поскольку Гаррисон президентствовал всего месяц (он простудился во время иннаугурационной речи и умер от воспаления легких), его преемником стал мистер Тайлер. Однако, против ожидания одно-партийцев, он продолжил политику, провозглашенную предшественником. Поэтому ремарка По важна. Немаловажна и отсылка к виргинскому происхождению. И Гаррисон, и Тайлер тоже были виргинцами, расположены к землякам и с недоверием относились к неюжанам. Непонятно, о каком «деле» говорил По, упоминая о личном знакомстве с президентом. Скорее всего, просто решил покрасоваться перед приятелем.

Как бы там ни было, уже 4 июля он вновь пишет Томасу (тот, наведя справки, ответил «как можно скорее» — уже 1 июля), что был бы согласен на «любую должность» и меньшее жалованье:

«Я был бы счастлив получить какое угодно — почти любое назначение, — даже если мне станут платить всего 500 долларов в год — только бы иметь средства к существованию, независимые от словесности. По моему разумению, конвертировать мозги в звонкую монету, говорю как человек искушенный, самая сложно решаемая задача на свете».

Да, превратить талант в деньги (а под «мозгами» поэт, конечно, подразумевал талант) — вопрос почти неразрешимый. Можно сказать, философский. И Эдгар По постоянно — и безуспешно — терзался им. Впрочем, в этом смысле мало что изменилось за прошедшие почти два столетия: талант, образование, «мозги» — мало ценятся и в наши дни. Едва ли кто не согласится с этим. Впрочем, в ответ на рекомендацию Томаса самому наведаться в Вашингтон и заняться собственным назначением По отвечал:

«Видит Бог, я желал бы поехать в Вашингтон, но, ты знаешь — все та же старая история, — у меня нет денег даже для того, чтобы добраться туда, не говоря о том, чтобы вернуться обратно. Трудная это штука — быть бедным, но поскольку это так, у меня нет оснований жаловаться».

Но причина, скорее всего, была все-таки не в деньгах. Э. По, конечно, раздобыл бы средства, если бы серьезно решил выбрать Вашингтон. Но в том-то и дело, что при всей привлекательности столичной синекуры он явно испытывал сомнения: продолжал надеяться на «Пенн», на Грэма и, конечно, желал сохранить независимость, которой, став чиновником, он бы лишился.

Так что, вероятно, препятствием было не отсутствие наличности. Во всяком случае, данное обстоятельство стояло не на первом месте.