Эдгар По. Сумрачный гений

Ф

антазия — для той, чей взор огнистый — тайна!(При нем нам кажется, что звезды Леды — дым.)
Здесь встретиться дано, как будто бы случайно,
В огне моих стихов, ей с именем своим.
Кто вс

мотрится в слова, тот обретет в них чудо:Да, талисман живой! да, дивный амулет!
Хочу на сердце я его носить! Повсюду
Ищите же! Стихи таят в себе ответ.
О, горе, позабыть хоть слог один. Награда
Тогда потер

яна. А между тем данаНе тайна Гордия: рубить мечом не надо!
Нет! С крайней жаждою вникайте в письмена!
Страница, что теперь твой взор, горящий светом,
Обходит медленно, уже таит в стихах
Три слова сладост

ных, знакомых всем поэтам,Поэта имя то, великое в веках!
И пусть обманчивы всегда все буквы (больно
Сознаться) ах, пусть лгут, как Мендес Фердинанд, —
Синоним истины тут звуки!.. Но довольно.
Вам не понять ее, — гирлянд

а из гирлянд.

Брюсовский перевод — не лучший из переводов на русский язык стихотворения Э. По «А Valentine» (заглавие обычно переводят: «Другу сердца в День святого Валентина»). Но, подобно оригиналу, он содержит зашифрованное имя адресата послания — Frances Sargent Osgood — если читать первую букву первой строки, затем второю — второй, третью — третьей, четвертую — четвертой и т. д. Автор настоящих строк специально выделил их.

Трудно сказать, сразу же догадались о шифре присутствующие или потом, но к тому времени отношения между поэтом и Фанни не только не были секретом, но давно стали предметом сплетен и неодобрительных пересудов. К тому же за симпатии поэта боролись и другие литературные дамы. Им и самим хотелось этой «игры»: стихотворных посланий, обмена двусмысленными фразами, рискованной переписки, понимающих взглядов, обожания, свиданий… Нет, конечно же — не преступая последней грани! Но приключение могло стать подлинным — пряным и острым — украшением такой пресной и монотонной жизни в рамках приличий!

Среди тех, кто, помимо Фанни Осгуд, особенно настойчиво стремился завязать особые отношения с поэтом, была некая Элизабет Эллет (1818–1877), довольно посредственная поэтесса, но весьма амбициозная дама и изрядная интриганка. В то время когда был еще «жив» «Бродвей джорнал», По опубликовал на его страницах несколько ее текстов (среди них, пожалуй, самое известное произведение «Песня кокетки» — в начале декабря 1845 года), а на приемах, бывало, обменивался с нею любезностями и лестно отзывался о ее опусах. Литературная леди возомнила, что сможет залучить поэта в свои сети, и принялась бомбардировать его недвусмысленными посланиями. Надо признать, что и По нравилась эта игра. Он отвечал. И, возможно, слишком любезно — поощряя к интриге. Но, как мы знаем, предпочел другую.

Что же касается «другой» — тут тоже не все просто. В своем увлечении поэтом миссис Осгуд — во всяком случае, в глазах «общества» — явно перешла границы благопристойности. Слишком откровенно демонстрировала она свои чувства. И для досужих сплетниц (к тому же соперниц!) совершенно не важно было, чем они на самом деле вызваны — самим поэтом или его поэзией. К тому же до По мимолетным предметом увлекающейся Фанни был Руфус Грисуолд. И он, конечно, не мог простить ни «ветреную» поэтессу, ни тем более своего заклятого друга. А поскольку интриганом он был изрядным, то с удовольствием смаковал слухи и вместе с Бетти Эллет и другими обиженными кумушками распускал сплетни о романтических отношениях между По и миссис Осгуд.

Искры пересудов — то разгораясь, то затухая — тлели всю вторую половину 1845-го — первые месяцы 1846 года. Выступление По 14 февраля 1846 года в литературном салоне мисс Смит с чтением стихотворения на День святого Валентина, адресованного «другу сердца», видимо, стало «последней каплей». Скандал разразился.