Читаем Эдгар По в России полностью

— Кто его знает… — улыбнулся Шин. — В те времена было не принято делать записи о рождении. Мне меньше ста сорока, но больше, чем сто тридцать девять.

— Но так не бывает!

— Еще как бывает! В юности мне довелось видеть человека, помнившего царя Ивана Грозного. А сколько в деревнях мужиков, у которых в восемьдесят лет рождаются здоровые дети?

— Ну и ну, — покачал головой Эдгар, посматривая на старика. Ему, в его двадцать лет, даже тридцатилетние казались не очень молодыми, а сорокалетние — глубокими стариками. Мистер Джон Аллан, которому недавно исполнилось сорок пять, казался настолько древним, что Эдгар не мог понять — почему его воспитатель до сих пор не умер от старости, оставив ему состояние? Возраст в сто сорок лет казался чем-то немыслимым.

— Если вам интересно, я был знаком еще и с Даниэлем Дефо. К слову — Свифт терпеть не мог Дефо, считая его недоучкой. Я учил мистера Дефо русскому языку.

Упомянутые Свифт и Дефо казались Эдгару чем-то далеким, сродни философам Древней Эллады.

— Значит, вы застали самого императора Петра! — загорелся Эдгар. — какой он?

— Какой? — задумался горбун. — Петр Великий, он был разным.

Богдан Фаддеевич не хотел ворошить былые обиды. Родной отец — боярин Кашин, не пожелавший признать маленького горбуна родным сыном, отдал его на царский двор как уродца, на потеху молодого царя и его пьяных друзей. Если вспомнить, как его унижали, смеялись и поминутно давали то затрещину, то пинка, то никаких слез не хватит.

— Я читал, что царь Петр отправлял молодых людей учиться в разные страны, — вспомнил Эдгар. — Вы тоже попали в их число?

— Можно сказать и так, — ушел от ответа горбун. — Государь мне и фамилию придумал. Сказал, что вот, мол, у Кашина сын байстрюк половинчатый, так пусть и фамилию половинчатую носит.

Богдану Фаддеевичу не хотелось вспоминать, что его взяли в Великое посольство как маленького шута, а потом просто забыли в Лондоне. Спасибо боярину Матвееву — русскому послу в Лондоне, не позволившему умереть с голоду. Не позволившему умереть, но и только. Спасибо природному уму и сметке, позволившей маленькому горбуну не просто выбиться в люди, но и сколотить кое-какой капиталец. Чтобы уйти от неприятной темы, он решил вернуться к рассказу о книге Свифта.

— Давайте лучше поговорим о книгах, — предложил торговец.

Эдгар, которому хотелось расспросить Шина о самом знаменитом русском царе, кротко кивнул.

— Помните, я вам говорил, что искал книгу о приключениях Гулливера? — дождавшись кивка, Шин продолжил: — Не найдя книгу у книготорговцев, я отправился в библиотеку Дублина. Там очень объемный каталог книг. Библиотекарь долго искал "Приключения Гулливера" в художественной литературе, затем — в сказках и легендах, в разделе юмористических книг. Знаете, где она оказалась? В социальной сатире.

— И чем все закончилось? — полюбопытствовал По.

— Я прочитал книгу, а потом, уже будучи в порту, увидел, как торговка рыбой собирается заворачивать в страницы из "Гулливера" свежую сельдь. У нее оказалось аж десять экземпляров. Сказала, что сдавала комнату какому-то торговцу, а тот умер, не заплатив за последнюю неделю. Библии и прочие книги она очень удачно продала, а вот эти — страшные и огромные — оказались никому не нужны. Я купил десять экземпляров за бесценок. Один экземпляр остался в личной библиотеке, остальные я выставил на продажу.

— Надеюсь, вы их удачно продали? — заметил Эдгар.

— Ну что вы! Кому в России нужны книги на английском языке? Если бы это были французские романы или немецкие научные трактаты, они не простояли бы и года. "Путешествия Гулливера" пылились на моих полках пятьдесят лет, зато потом я выручил за них по рублю.

— Значит, они все-таки кому-то понадобились! — резюмировал По.

— О да! — рассмеялся Шин. — В правление нашей матушки Екатерины стало модным иметь собственную библиотеку. Придворные принялись скупать все подряд — от рыцарских романов до пособий по ветеринарии и трактатов по Каббале. Я опасался, что в моей лавке останутся одни голые стены с полками, но меня спас торговец мебелью. Он предложил покупать полки, на которых стояли кожаные переплеты, набитые ватой.

— Не понимаю, — снова задумался Эдгар. — Если вы торговец, вам должно быть выгодно, чтобы товары покупали. Разве не так?

— Разумеется, — кивнул Шин. — Но не забудьте специфику моей торговли. Кто пойдет покупать товар в лавку, где нет товаров? Потом — мне гораздо приятней, если моя книга окажется у того, кому она действительно нужна. А прибыль… Знаете, мистер Поэ, у меня столько денег, что хватит не на одну жизнь. Зачем мне столько?

— Вот потому я и рекомендовал бы вам учредить библиотеку. Представьте себе — через двадцать, а то и через сто лет ваши книги станут читать, вспоминая добрым словом мистера Шина…

Перейти на страницу:

Все книги серии Всемирная история в романах

Карл Брюллов
Карл Брюллов

Карл Павлович Брюллов (1799–1852) родился 12 декабря по старому стилю в Санкт-Петербурге, в семье академика, резчика по дереву и гравёра французского происхождения Павла Ивановича Брюлло. С десяти лет Карл занимался живописью в Академии художеств в Петербурге, был учеником известного мастера исторического полотна Андрея Ивановича Иванова. Блестящий студент, Брюллов получил золотую медаль по классу исторической живописи. К 1820 году относится его первая известная работа «Нарцисс», удостоенная в разные годы нескольких серебряных и золотых медалей Академии художеств. А свое главное творение — картину «Последний день Помпеи» — Карл писал более шести лет. Картина была заказана художнику известнейшим меценатом того времени Анатолием Николаевичем Демидовым и впоследствии подарена им императору Николаю Павловичу.Член Миланской и Пармской академий, Академии Святого Луки в Риме, профессор Петербургской и Флорентийской академий художеств, почетный вольный сообщник Парижской академии искусств, Карл Павлович Брюллов вошел в анналы отечественной и мировой культуры как яркий представитель исторической и портретной живописи.

Галина Константиновна Леонтьева , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Проза / Историческая проза / Прочее / Документальное
Шекспир
Шекспир

Имя гениального английского драматурга и поэта Уильяма Шекспира (1564–1616) известно всему миру, а влияние его творчества на развитие европейской культуры вообще и драматургии в частности — несомненно. И все же спустя почти четыре столетия личность Шекспира остается загадкой и для обывателей, и для историков.В новом романе молодой писательницы Виктории Балашовой сделана смелая попытка показать жизнь не великого драматурга, но обычного человека со всеми его страстями, слабостями, увлечениями и, конечно, любовью. Именно она вдохновляла Шекспира на создание его лучших творений. Ведь большую часть своих прекрасных сонетов он посвятил двум самым близким людям — графу Саутгемптону и его супруге Елизавете Верной. А бессмертная трагедия «Гамлет» была написана на смерть единственного сына Шекспира, Хемнета, умершего в детстве.

Виктория Викторовна Балашова

Биографии и Мемуары / Проза / Историческая проза / Документальное

Похожие книги

Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах

Кто такие «афганцы»? Пушечное мясо, офицеры и солдаты, брошенные из застоявшегося полусонного мира в мясорубку войны. Они выполняют некий загадочный «интернациональный долг», они идут под пули, пытаются выжить, проклинают свою работу, но снова и снова неудержимо рвутся в бой. Они безоглядно идут туда, где рыжими волнами застыла раскаленная пыль, где змеиным клубком сплетаются следы танковых траков, где в клочья рвется и горит металл, где окровавленными бинтами, словно цветущими маками, можно устлать поле и все человеческие достоинства и пороки разложены, как по полочкам… В этой книге нет вымысла, здесь ярко и жестоко запечатлена вся правда об Афганской войне — этой горькой странице нашей истории. Каждая строка повествования выстрадана, все действующие лица реальны. Кому-то из них суждено было погибнуть, а кому-то вернуться…

Андрей Михайлович Дышев

Детективы / Проза / Проза о войне / Боевики / Военная проза