Эдгар По в России

Эдгар По созрел, чтобы стать безжалостным критиком, которому не помешают ни дружеские отношения с автором, ни страх перед сильными мира сего. В современной критике — не только российской, но и любой другой (я внимательно слежу за европейскими новинками) абсолютно отсутствует то, чем должна быть критика (напомню, что сей термин означает "искусство разбирать", делать анализ, указывать авторам на ошибки и повторы). Рецензии же пишут не профессиональные критики, а такие же литераторы, либо сводящие счеты со своим соперником, либо, напротив, льстящие своему собрату по цеху, чтобы тот в свою очередь похвалил рецензента. Впрочем, кем станет юноша по приезде домой, известно лишь Господу.

Глава десятая, в которой юный американец становится свидетелем убийства несчастного животного

Эдгар прошел внутрь, не обращая внимания на увещевания слуги и, как бы сквозь него. И вид у юноши был такой, что верный пестун Александра растерялся и не решился останавливать гостя силой. Но, пройдя почти до самого дивана, где лежал укрывшийся с головой русский поэт, юноша резко остановился и, если бы Степан не поддержал, упал бы.

— Ты чё, барин, выпил с утра? — не особо удивился старик, но, принюхавшись, пожал плечами: — Не пахнет. Ну-кось, садись сюда.

Американец все равно не понимал, о чем говорит белый невольник, но безропотно уселся на придвинутый стул.

Пушкин, высунув всклокоченную голову, открыл рот, чтобы отругать старика, но тот лишь растерянно развел руками — мол, не виноват я, барин! Бережно взяв упавшую шляпу гостя и горестно вздохнув, старик пошел чистить лоснившийся войлок. Пушкин перевел взор на Эдгара и мгновенно проснулся при виде непонятного зрелища — юный американец, уперев подбородок руками, мелко трясся, захлебываясь в рыданиях.

…Эдгар решил с утра зайти на Aprashcu — полистать книгу, замеченную вчера в лавке старьевщика. Увидев скопление людей — в основном мелких торговцев и ямщиков, попытался протиснуться сквозь толпу, но ничего не получилось. Mujici стояли плотно, а попытка раздвинуть грязно-серые кафтановые спины привела лишь к тому, что кто-то довольно чувствительно заехал локтем под ребра, а еще кто-то поддал под коленную чашечку. Прихрамывая и закрывая бок, юноша попытался выбраться, но толпа сжимала так плотно, что даже пошевелить руками не удалось. Откуда-то изнутри, перекрывая гомон и смех, донесся душераздирающий крик — пронзительный и жалобный, как у раненого животного. Скорее всего, поймали воришку и теперь бьют.

Эдгару было жаль неизвестного мальчишку, но спасать он бы его не рискнул. Пусть это будет трусостью, но в Бостоне разъяренная толпа насмерть забила маленького негра, пытавшегося стащить лепешку. Вместе с негритенком был убит пожилой священник — не то чтобы старик был аболиционистом, просто пожалел черномазого. Хозяин негритенка не отыскался, городу пришлось хоронить мальчишку и священника за свой счет. Похороны священника прошли торжественно, многие грустили (кое-кто из убийц даже пустил слезу), но отыскать виновного ни прокурор, ни шериф даже и не пытались.

Вместе с пахнущими луком и шерстью людьми Эдгар сделал несколько шагов и наконец увидел то, что видеть бы не хотелось.

Дюжий малый, в нечистом фартуке, одной рукой удерживая шест с петлей, каким пользуются ловцы бродячих собак, где билась маленькая рыжая обезьянка, в другой держал сучковатую палку. Время от времени он подтягивал шест и охаживал несчастное животное батогом.

Обезьянка, уже ни в силах кричать, только пыталась прикрыть лапками голову — точь-в-точь ребенок, закрывающий лицо под кулаками пьяного отца. Мужчине надоело забавляться с несчастной тварюшкой и он, вложив в удар всю свою силу, стукнул палкой крест-накрест. Раздался хруст, обезьянка вскрикнула в последний раз и обмякла.

Толпа, раздосадованная быстрым завершением зрелища, недовольно забурчала и стала рассеиваться. Кажется, вот только что она была плотная, словно глина, а теперь рассыпалась песком. Эдгара вытолкнуло прямо лицом к лицу к живодеру. Наверное, следовало что-то сказать, ударить мерзавца, но юный американец ничего не смог сделать — стоял, будто его подошвы приклеились.

А убийца, даже не обратив внимания на юношу, ухватил мертвое животное за хвост и потащил куда-то.

Пушкин если и понял что-то из сбивчивого рассказа, то совсем немного. Но он не стал ни смеяться над сентиментальностью американца, ни утешать. Даже не поинтересовался — откуда на Апраксином дворе могла взяться обезьяна? Мало ли откуда! Спросил о чем-то своего белого раба, а когда тот горестно развел руками, покачал головой. Потом, раздумчиво почесав левый бакенбард, предложил:

— Эдгар, а не пойти ли нам с вами в кабак?

— Was ist kabak? — перепутал По французский и немецкий, но Пушкин его понял.

— Даст ист трактир, — любезно сообщил Александр. Видя, что американец по-прежнему не понимает, перевел на французский. — Кабак — это заведение, где можно выпить. Ресторация, но со скромными закусками.