Я рассказал ей про все, что услышал и воспринял с того момента, как Яна и Савва появились в моей квартире, и до памятного утра на крыше дома на Лесном: про Ильинского, его работу, странное заочное знакомство с Яной и ее эффектное появление из телевизора в лаборатории НИИ Военно-морского флота; про запредельную Вечность, Ветхого Днями, элохимов, шедов, людей, Контур и Полигон, Сферу Вероятности и ключевые сценарии Эксперимента. Руки у меня уже пришли в норму, боль ушла и даже опухоли на саднящей скуле как будто не стало; Стелла внимательно слушала меня, откинувшись на спинку стула и время от времени задумчиво кивая, словно учительница, слушающая верный ответ прилежного ученика.
Я закончил. Стелла посидела еще некоторое время, будто в раздумьях, потом выпрямилась и торжественно произнесла:
— Спасибо за откровенность, Виктор! Что ж, я тоже буду честна. Настало время тебе узнать правду.
Она нагнулась, заговорщицки приблизив ко мне лицо, и прошептала:
— На самом деле это я — элохим. А Яна — шеда.
Ее черные глаза округлились, как у ребенка, рассказывающего взрослому, откуда на самом деле берутся дети. Я молча смотрел на нее.
В бездонной глубине черных глаз метнулись веселые искорки.
Я продолжал молчать.
Стелла прыснула, сдержалась, пытаясь оставаться серьезной, затем фыркнула, а потом звонко и заразительно расхохоталась, запрокинув голову.
— Ну и лицо у тебя было, ты бы видел! — хохотала она. — Ты же поверил, да? Ну признайся, поверил?
— Нет.
— Врешь, врешь! Хоть на секундочку, а поверил, я видела!
Она отсмеялась, посерьезнела и сказала:
— Ладно, это шутка была. Я шеда, конечно. И вот тебе правда: люди не являются объектом Эксперимента. Вы просто лабораторные материалы, условия задачки, которую решаем мы и элохимы, соревнуясь, кто быстрее и точнее справится. Контур, Полигон, Сфера — все это сделано, чтобы испытать нас, а не вас. И когда все закончится, то вас всех просто сотрут с доски без следа, как решенное уравнение. Нравится такая правда?
Лицо ее вдруг стало жестким, глаза сузились, и она стала похожа на злую королеву-колдунью, которой надоело прикидываться Белоснежкой.
— Что, не очень? Ладно, тогда еще одна правда: Эксперимент уже завершился. Сто сорок четыре тысячи праведников отправились за пределы Контура — или нет, или просто Ветхий Днями убедился, что сама идея создания во всем подобных Ему сущностей была ошибкой. Решение принято, Апокалипсис состоялся, просто вы этого еще не заметили из-за физических особенностей времени. Ведь вне Контура времени нет, для Ветхого Днями не существует ни прошлого, ни будущего, для Него все — один миг, в который умещается история Мира от Большого взрыва до будущего, отдаленного от дня сегодняшнего настолько, сколько осталось еще существовать Вселенной. Не имеет значения, когда по местному времени Он принял такое решение: сто лет назад, пятьсот или тысячу — важно только, что вся история последних веков человечества это неуловимый миг между щелчком выключателя и моментом, когда погаснет свет.
— Не верю.
— Что так? — удивилась Стелла. — Почему же? Не хочется признавать абсолютную бессмысленность собственного бытия? А придется. Давай-ка я помогу: залезу тебе в мозги, как сделала Яна, и загружу туда любую правду, какую только захочу, и ты мне поверишь, как верит ребенок вранью взрослого человека потому только, что справедливо считает его сильнее и умнее себя самого.
Она вздохнула и махнула рукой.
— Ладно, что-то я завелась. Просто не понимаю, почему ты принял на веру все, что она тебе наговорила и вложила в голову.
"Не ей я поверил, — подумал я. — А Савве".
— А Савва что же, не человек? — тут же отозвалась Стелла.
Я вздрогнул.
— Он, конечно, незаурядная личность, умница — но ведь тоже человек, как и ты. Это в своей математике он гений, но во всем остальном…Ты никогда не задумывался, почему Ильинский ей так верит?.. Ладно, — она хлопнула в ладоши. — От подарков ты отказываешься, но выпивкой я тебя угостить просто обязана. Приглашаю в ресторан. Заодно расскажу, как обстоят дела на самом деле. Нужно же выслушать и другую сторону, правда? А выводы сделаешь сам.
Стелла встала, я тоже. Она была высокой, почти с меня ростом, ее темные волосы пахли морским ветром. Мы подошли к двери — самой обычной, филенчатой, покрытой облупившейся местами красно-коричневой краской.
— Слушай, мне, наверное, на людях неудобно будет показываться с такой физиономией, — вспомнил я.
Стелла фыркнула.
— Да все нормально у тебя с лицом, не переживай. Ты же не думаешь, что Боб тебя действительно бил? У тебя голова оторвалась бы, стукни он хотя бы разок по-настоящему. И потом — кто говорил о людях?..
Она толкнула дверь, распахнув ее в темноту.