Однако на это потребовались годы, а тем временем на востоке Шотландии царили упадок и застой. Даже правительство в Лондоне обеспокоилось этим. В 1727 году оно основало в Эдинбурге Совет попечителей рыболовства и промышленности. Целью было стимулировать деятельность в этих областях, пусть и в рамках имевшегося крохотного бюджета. Совету пришлось сосредоточиться на чем-то одном, и он избрал производство полотна. В этом деле у шотландцев имелся опыт; выдаваемая ими до заключения Союзного договора продукция была дешева, но вполне продажна. Теперь в порядке эксперимента в Шотландию завезли французских ткачей, умевших ткать высококачественное полотно, и поселили их в специальной колонии в Эдинбурге под названием «Малая Пикардия», куда они могли перенести свои технологии. Работа шла с переменным успехом, но, ведомая твердой рукой власть имущих, эта индустрия расцвела настолько, что в 1746 году даже получилось учредить лицензированную Британскую полотняную компанию, опять же базировавшуюся в Эдинбурге. Ее целью было отобрать у зарубежных производителей британского потребителя с помощью различных стимулов, а также захватить для собственного производителя новые рынки — например, в Америке. Поскольку предполагалось, что в итоге компания начнет окупать себя сама, финансовая поддержка правительства была временной. Как только ее начали сокращать, реальное положение дел дало о себе знать. Компания выжила, хоть и пришлось превратиться ради этого в банк (которым она долгое время и оставалась). Эта эволюция от производства к банковскому делу предвосхитила другие подобные процессы, затронувшие многие эдинбургские предприятия.
[249]Во всем остальном восток Шотландии оставался скорее сельской местностью, нежели городской. Это было справедливо даже в отношении основной тамошней индустрии, второго по важности источника благосостояния — добычи угля. Угленосный бассейн Мидлотиана почти достигал самого Эдинбурга, доходя до Даддингтона у Седла Артура. На территории этого бассейна располагалось несколько приходов на востоке и юге: Бортвик, Кокпен, Далкит, Инвереск, Либертон, Ньюбэттл и Ньютон. Большая часть земли здесь принадлежала важным дворянам — герцогу Боклю, маркизу Лотиану, графу Долхаузи или графу Уимиссу и другим владетельным господам, Дандасам из Арнистона, Хоупам из Крейгхолла или Уочоупам из Ниддри. Их владения также были самыми плодородными в Шотландии, поэтому они совсем не желали, чтобы добыча угля спровоцировала появление городов. Их работники, хоть и освобожденные от личной зависимости в 1799 году, оставались заключены в нищих и убогих шахтерских деревнях. Кроме шахт, тяжелой промышленности там не было. Ближайшее промышленное предприятие, работавшее с железом, находилось в Фолкирке, в двадцати милях, в то время как Эдинбург довольствовался пивоварнями и издательским делом, не вредившим окружающей среде. Несмотря на то, что шахты имели огромное значение для экономики региона, Мидлотиан все еще больше походил на феодальный Пертшир, чем, скажем, на промышленный Ланаркшир или Ренфрюшир, где купцы и владельцы мельниц из Глазго переженились на дочках местного захиревшего дворянства или выкупили их имения. Все это оказало влияние на общество метрополии Мидлотиана — Эдинбурга.
После 1707 года некоторые из землевладельцев подались на юг, как, скажем, Кокберн (в качестве члена парламента от Восточного Лотиана). Однако Лондон встречал оголодавших шотландцев неласково. К счастью, большая их часть по-прежнему одной ногой стояла на родной земле — и стояла прочно, благодаря своим успехам в сельском хозяйстве. Со временем ностальгия заставила их вернуться. Весьма значимым для народа оказалось возвращение в родные пенаты в 1767 году герцога Боклю, после английского воспитания в высокопоставленных кругах вигов и турне по Европе в обществе Адама Смита, — хотя все это явно предвещало дорогу прямиком в Вестминстер и большую политику. И все же, когда молодому герцогу пришлось выбирать, чем заниматься в жизни, он решил отправиться домой, в Далкит. Там он завел для себя новую библиотеку, в которой мог духовно развиваться в тишине и одиночестве, одновременно состоя лорд-лейтенантом трех графств, полковником ополчения, покровителем Королевского общества Эдинбурга, Королевского банка Шотландии и полка Королевских стрелков. Всем этим он завоевал преданность своего родича сэра Вальтера Скотта, который любил проводить с ним Рождество. Еще один обожатель посвятил герцогу в 1782 году такие строки: