Эдинбург. История города

Единственное, в чем Карл I преуспел, — в том, что ему удалось-таки спровоцировать публикацию Ковенанта. Документ оказался длинным и довольно бессвязным. Целые разделы опровергали предыдущие декларации и статуты, однако его цели были вполне ясны. Он призывал народ осудить пороки папизма и твердо стоять за истинную, богоугодную веру. Ковенант заканчивался «национальной клятвой и подписью нерушимой», скрепляя право Шотландии на духовную и гражданскую свободу — однако осуществляемую так, как полагается, в согласии с принципами Реформации и с уважением к законной власти. Воинствующие пресвитерианцы стремились продемонстрировать свою законопослушность, поэтому, подписывая Ковенант, они выступали не против королевской власти как таковой, но против злоупотребления королевской властью. Такой подход удовлетворял не только их самих, но и весь народ.

К 28 февраля 1638 года работа над документом была завершена, и его зачитали с кафедры церкви Грейфрайерс. Лорд-адвокат, Томас Хоуп из Крейгхолла, засвидетельствовал законную силу документа. Люди всех сословий, от дворян до священников, а затем и рядовые горожане начали ставить свои подписи. Сбор подписей продолжался два дня. Затем копию Ковенанта переслали во все шотландские приходы. В каждом отдельном случае ее полагалось снова зачесть с кафедры (это занимало полчаса), а затем все должны были подписаться.

В своем дневнике от 1 апреля Джонстон описал церемонию, состоявшуюся в эдинбургской церкви Троицы. Священником там был преподобный Генри Роллок, в приходе которого числилось несколько важных титулованных особ. Зачитав Ковенант, он попросил всех поднять руки и поклясться именем Господа. «В этот миг все встали, подняли руки и залились слезами, а возгласы, вздохи и рыдания, раздававшиеся по всей церкви, слились в божественную гармонию, поскольку все это было невиданно и неслыханно прежде». [168]

* * *

События покатились снежным комом. Движение в поддержку Ковенанта, начатое воинствующими пресвитерианцами, превратилось в общенародное. Многими, без сомнения, двигало опасение, что Реформация может быть отменена. Этих опасений было недостаточно для того, чтобы завоевать поддержку немногочисленной группы эдинбургских купцов, за чей счет, в общем-то, и разворачивался спектакль, и которые потеряли бы больше всех, завершись он провалом. Они осторожно шли навстречу Карлу I, как бы им втайне ни хотелось примкнуть к тем, кто сопротивлялся королю. Они продолжали платить налоги, хотя войны, в которые Карл втянул Англию, повредили торговле. Самые состоятельные купцы продолжали выплачивать деньги, когда он просил о них, даже в отсутствие парламента, с 1633 по 1639 год. Тем не менее все в итоге привело лишь к бегству правительства из столицы. Что купцам теперь оставалось, кроме как поддержать Ковенант?

Богатейший человек города, чье состояние было сопоставимо с богатством Джона Макморрана и Джорджа Хериота поколением раньше, подал пример. Уильям Дик, бывший лорд-мэром в 1638–1640 годах, владел домом, который до сих пор стоит в Тупике адвокатов. Это пятиэтажное здание, наддверные и надоконные перемычки которого украшены латинскими цитатами из Горация и Овидия. Он также владел имениями Гранж и Брейд к югу от города; сегодня эти места представляют собой самые шикарные пригороды Эдинбурга. Он занял политическую позицию, которая, даже будучи очевидно противоречивой, приглянулась многим как идеальное решение проблем, вставших перед Шотландией.

Дик был одним из купцов, ссудивших огромные суммы Карлу I; в награду ему пожаловали дворянство. До некоторых — довольно значительных — пределов он был роялистом. Он также дал 200 000 фунтов на создание армии сторонников Ковенанта. В ходе последовавшего конфликта эта сумма увеличилась до 474 000 фунтов. Как следовало понимать щедрость, оказанную обеим противоборствующим сторонам? Он поддерживал и короля, и Ковенант. Точнее, он хотел, чтобы Карл I принял Ковенант, вслед за своими подданными принес присягу чему-то большему, нежели монархия или нация, и затем правил, руководствуясь этими принципами. Дик и другие крепко держались за идеальное представление о короле-ковенантере на протяжении всей гражданской войны и подчас были весьма близки к осуществлению надежд. Шотландцам, склонным встречать внутренние противоречия лицом к лицу и преодолевать их, этот идеал был весьма близок, в отличие от английской умеренности, предпочитавшей компромиссы. [169]