Эдинбург. История города

Для передвижений по городу появился общественный транспорт, вначале — в виде портшезов. Первый портшез появился в Эдинбурге в 1661 году. К 1687-му их было только шесть, однако через сто лет портшезы уже исчислялись дюжинами. Носильщиками портшезов обычно работали горцы. Это традиционное средство передвижения, хоть и удобное для узких проходов и переулков, едва ли можно назвать современным. Другое дело наемные экипажи. К 1673 году их было всего около двадцати; в 1676 году уже приходилось издавать законы, чтобы экипажи перестали «мчаться на бешеной скорости» по Хай-стрит, а шли шагом. Со временем установилось постоянное транспортное сообщение с Лейтом. В 1670 году Адам Вудкок получил разрешение возить туда и обратно пассажиров, взимая с них шиллинг. В 1677 году монополию на маршрут сроком на 12 лет получил Уильям Хоум. Следующим монополистом по перевозке пассажиров между Эдинбургом и Лейтом был Роберт Миллер, с 1702 по 1711 год. Похоже, он добился большего успеха, нежели его предшественники, поскольку городской совет уже начал выпускать определенные предписания для возниц. В 1675 году за пределами городских стен появились первые мостовые, в начале Лейтской дороги и в районе современной площади Лористон-Плейс.[192]

В городе появились магазины, что также было новинкой. До сих пор люди покупали все товары непосредственно у производителя. За едой они отправлялись на открытые рынки, память о которых до сегодняшнего дня сохраняется в названиях Рыбный тупик и Мясной тупик. В том, что касалось всего прочего, товары поставляли и продолжали поставлять купцы. Поскольку они редко специализировались на чем-то одном и просто продавали все, что удавалось заполучить, у них не было нужды в помещении для продажи одного сорта товаров. Имевшиеся на тот момент магазины скорее предлагали предметы роскоши, привезенные из-за границы. Например, в 1689 году городской совет выдал разрешение на ведение дела в Эдинбурге ирландскому парфюмеру, бежавшему на чужбину, так как на его родине было неспокойно. В 1695 году аналогичное разрешение было выдано двум гугенотам, занимавшимся золочением и покрытием различных вещей японским черным лаком. В 1698 году еще одному мастеру таким же образом разрешили делать зеркала. Вообще, город благосклонно относился к беженцам. К 1700 году в Эдинбурге получили разрешение на работу три еврея — возможно, в сфере импорта и экспорта. При условии перехода в христианство им был обещан статус вольных горожан.[193]

Торговля предметами роскоши расцвела настолько, что в 1704 году несгибаемый патриот Эндрю Флетчер из Сол-тауна пожелал собрать некоторую статистику с целью эту торговлю прекратить. Проведенное им исследование показало, что те же самые товары, которые можно было увидеть в Эдинбурге, имелись в продаже и в других крупных городах Европы. Поскольку речь шла о Шотландии, в перечне указанных товаров выделялись алкогольные напитки, табак и «зелья». За небольшими исключениями все стекло и металлические изделия ввозили из-за границы, так же, как и большую часть керамической посуды, не говоря уже об изысканной мебели, зеркалах и часах — и, разумеется, фарфор, чай, кофе и шоколад, чернослив, финики, изюм, инжир и коринку, оливки, каперсы, анчоусы и соления. Сегодня среди предназначенного для туристов китча на Хай-стрит все эти товары найти было бы трудно.[194]

* * *

Рост розничной торговли вызвал у эдинбургских купцов зависть и желание предпринять определенные попытки снова перехватить инициативу. В 1681 году они сформировали Купеческую компанию, призванную контролировать деятельность ее членов, подобно корпорациям ремесленников. Это решение, возможно, было продиктовано соображениями о том, что к тому моменту в старую купеческую гильдию, в результате подписания арбитражного декрета 1583 года, проникло слишком много ремесленников. Формирование новой компании выглядело попыткой вернуть себе ускользающие из рук исключительные права. Эта организация была призвана укрепить монополию местных купцов на продажу платья и производство материалов для его изготовления; отныне все, занятые в одном или в другом, были вынуждены вступать в новую компанию. Как можно догадаться, довольно значительное число горожан зарабатывало себе на жизнь указанными занятиями, особо не беспокоясь о городских законах. И даже мастера стали возражать, говоря, что «общество, построенное на подобных принципах, нарушает свободы других, совершенно неразумно и не имеет себе подобий». «Г лавы такой компании будут хозяевами города». Эти страхи, похоже, воплотились в жизнь, когда парламент принял законы, защищавшие как импорт, так и экспорт текстиля. Теперь страна становилась закрытым рынком для платья местного производства и вся оказывалась под пятой новой Купеческой компании.